Как бы волшебная сказка. Грэм Джойс

тот ему тесен. И по-прежнему не смотрит мне в глаза.

      Второй же, напротив, смотрит в упор. Глаз не отрывает. И смотрит при этом так грустно. То есть того гляди заплачет. Прикидывается? Не знаю. Вид у него неряшливый. Старый дождевик, под которым поношенный кардиган. Он при галстуке, но узел крохотный, затянут слишком туго, и даже мне видно, что ворот рубашки грязный. Лицо иссечено морщинами. Никогда не видел, чтобы у мужика было столько морщин. Лоб сморщенный, вокруг глаз сплошные морщины, вокруг рта как рябь на воде, глубокая ямочка на подбородке. Не лицо, а катастрофа. Он на мгновение отводит глаза от меня, чтобы кивнуть фараону в форме, который в последний час занимался мной. Тот наклоняется над пишущей машинкой и печатает, вслух произнося мое имя и время.

      – Привет, Ричи, – говорит морщинистый.

      Голос у него очень добрый. Такой добрый, что у меня хреновы поджилки затряслись. Добрый полицейский. Я того гляди в штаны наложу.

      – Я Дейв Уильямс, – говорит он. – Ты в порядке?

      Оглядываюсь на адвоката. Та лишь стискивает лошадиные зубы и смотрит на меня.

      – Да, – отвечаю. – В порядке.

      – С тобой здесь нормально обращаются?

      – Да.

      – Это хорошо, потому что я не желаю, чтобы кто-нибудь доставлял тебе неприятности. Мы просто хотим досконально во всем разобраться.

      – Я не против.

      – Ричи, – говорит он и морщит лоб еще больше, – мы совершенно уверены, что знаем, как это произошло.

      – Произошло что?

      – Слушай. Скажу тебе честно. Будет много лучше, если ты сам признаешься.

      – Если признаюсь в чем?

      Здоровенный жирный урод неожиданно кашляет и наклоняется вперед, рвет воротник рубашки, словно тот его душит. Но ничего не говорит.

      – Ричи, я хочу помочь тебе.

      – Кто вы такой? – спрашиваю.

      – Я уже сказал, Ричи. Я Дейв из криминально-следственного отдела. Ты ведь знаешь, что это такое?

      – Вы считаете, я что-то сделал с ней, так?

      – Мы нашли ее велосипед. Он весь в твоих отпечатках.

      Я оглядываюсь на адвоката: мол, это что, шутка? Та только легонько кивает, чтобы я отвечал. Я холодею, потом меня бросает в жар.

      – Так это потому, что я ее постоянно катаю.

      – У тебя есть машина, – говорит толстый, впервые глядя на меня. У него поразительно писклявый голос для такой туши. Как у девятилетнего ребенка, только в его голосе звучит угроза. – Так зачем тебе велосипед?

      – Чтобы кататься на нем, – отвечаю. – И кстати, это я дал ей велик. Он был мой, я починил его и подарил ей. Там цепь постоянно соскакивает. Естественно, на нем будут мои отпечатки, так?

      Другой фараон, Дейв, который печальный, наклоняется ко мне:

      – Нам известно, что она была беременна.

      – Что? – говорю. – Что? Как вы могли это узнать?

      – Ребенок был от тебя, Ричи?

      – Ребенок от меня, – отвечаю. – От меня. Откуда вы это знаете?

      – Ее семейный врач подтвердил