Три поцелуя. Питер, Париж, Венеция. Ринат Валиуллин

этой фразы кофе резко поднялся, выплеснулся на плиту и зашипел.

      – Вот тебе и аплодисменты! Черт!

      Фортуна ловко поднялась обратно, поцеловала меня и села за стол в ожидании кофе. Пока я разливал его, она включила телевизор. Там в новостях передавали репортаж о вооруженном столкновении на Востоке.

      – Что люди сегодня такие злые? – не глядя на экран, обратилась она ко мне.

      – Да не злые они, это бизнес. Могу даже предположить, что в скором будущем небольшие войны станут провоцировать с целью снять сериал, который миллионы людей будут смотреть каждый день онлайн, как смотрят Олимпиаду или другие ток-шоу. Думаю, что трансляции смогут окупить затраты.

      – Ну, ты загнул.

      – Шучу, мне кажется, всему виной понедельник, – кинул я ей в чашку кусочек сахара, зная, что она любила послаще.

      – Мне кажется, человечество на тебя просто в обиде, – посмотрела на меня Фортуна.

      – Значит, не показалось. Но не пойму, за что? Кстати, тебе со сливками? – налил я ей коричневый ароматный сок.

      – Нет, мне покрепче, – взяв в руки тепло, Фортуна и ответила на первый вопрос: – За то, что украл меня у него на целые выходные. Сегодня что, опять понедельник? – с тревогой опомнилась она.

      – Да, ну и что? Чего ты их так боишься? Мы же договорились: представь себе, что в понедельник я люблю тебя ничуть не меньше, чем в остальные дни.

      – Одно дело представить, совсем другое – пережить.

      – Переживать – святая миссия всех женщин.

      – Только не моя. Я не хотела бы тебя пережить.

      – Прочь тоска, пошла вон, – достал я из шкафа коробку шоколадных трюфелей, открыл и высыпал на стол.

      – Уже сбежала, – взяла, улыбаясь, одну конфету Фортуна и начала медленно раздевать ее.

* * *

      – Дорогой, ты можешь сделать мне одну вещь?

      – Какую?

      – Приятную.

      – Ты нимфоманка, в хорошем смысле этого слова.

      – Может быть. Знаешь единственное извращение, которое мне не удастся с тобой испытать?

      – Какое?

      – Измена.

      – Не шути со смертью. Она шуток не понимает.

      – И ты тоже? Что там, кстати, на улице, солнце есть?

      – Нет.

      – Паршиво. Сделай же что-нибудь!

      – Хорошо, – встал я и через минуту вернулся в спальню с апельсином в руке. Но этой минуты было достаточно, чтобы настроение ее исчезло. Фортуна проигнорировала мою находчивость и лежа на спине. Цитрусом разбило воздух. Я протянул половину Фортуне. Она отказалась.

      – Покорми меня с рук.

      Я вложил ей дольку в губы.

      – Что ты так грустишь, я же уеду только завтра.

      – Мне еще никогда не было так одиноко, как будет завтра. Дни недели давно уже потеряли для меня свои названия, оставляя под простыней лишь тот факт, просыпаюсь я с тобой или без тебя, – извлекала она из себя со страстью слова, брызгаясь апельсиновым дыханием. – Если влюбленность была прикосновением, то любовь стала хирургическим вмешательством. Я устала.

      – От чего?

      – От того, что, чем бы я ни занималась,