Не разбавляя. Зоя Криминская

родить, а она, Люба, жила в чужой семье на птичьих правах, и Слава и слышать ничего не хотел ни о свадьбе, ни тем более, о ребенке.

      – Пока не уйдешь от Славки, другого не найдешь, – считала Тоня, и Люба соглашалась с ней, но по инерции продолжала жить со Славкой, хотя давно не знала, кто больше привязывает ее здесь: Нина или Слава.

      Только после очередной ссоры, когда Слава без причины приревновал ее, Люба решила действовать. Она сняла комнату у старушки, и однажды вечером собрала свои вещички в чемодан. Славка, как всегда в последнее время, был неизвестно где, возможно, попивал пивко с товарищами, и дома была одна Нина. Она давно заметила охлаждение между сыном и невесткой, но не вмешивалась, считала, что не ее это дело.

      Появление Любы на пороге ее комнаты с чемоданом, было, тем не менее, для нее неожиданностью.

      – Поживу отдельно, – сказала Люба. – Посмотрим, что будет.

      Нина встряхнула руками и заплакала, обнимая Любу за худые плечи. Они стояли в узком коридорчике небольшой квартиры панельного дома и плакали, две женщины, прожившие бок о бок три длинных года.

      Потом Люба ушла, а Нина долго стояла на балконе, смотрела, как Люба идет, наклонившись вперед, и тащит за собой чемодан на колесиках, всё ее достояние в этом мире. Идет, чтобы жить одна на чужой, снятой квартире, навсегда расставшись с иллюзиями насчет ее сына. Вот ее фигурка скрылась за углом, стало пусто. Нина знала, что Люба не вернется. Молодая девочка, красивая, найдет себе другого, который будет ее любить, не то, что Слава.

      И Слава приведет другую женщину в дом, и придется ей, Нине, опять привыкать, притираться, не вмешиваться, может быть, сносить грубости. А так хорошо, уютно было с Любочкой.

      А Люба тащила чемодан и думала, что если выбирать мужа по свекрови, то лучше Нины она никого бы и не хотела, и что с ней Любе было лучше, чем с двоюродной бабкой, и спасибо ей, что она прожила эти годы в тепле и уюте и отогрелась возле Нины, да вот только Славка ее не любит, и нет надежды, что полюбит, а значит, она правильно делает, что уходит.

      Подошла маршрутка, Люба влезла в нее, пристроила чемодан, захлопнула дверцу…

      Люба давно ушла, а Нина всё стояла на балконе, вспоминая свою неудавшуюся жизнь, бывшего мужа, порушенные мечты о личном счастье.

      Вечерело. Нужно было идти готовить ужин для Славки. Он, как когда-то его отец, любил вкусно покушать.

      Укус

      Фойе больницы наполнялось будничным синеватым светом люминесцентных ламп, а меня била дрожь, тряслись руки и стучали зубы, хотя еще оставалась надежда, что мы успели, не опоздали: сейчас Люсе введут противоядие, и жизнь продлится в ее худом тощем теле.

      Надежда чуть теплилась, эфемерная, крохотная, а свернувшаяся клубком в моем желудке холодная змея, регулярно хватающая острыми зубами за сердце, была так же злобно правдоподобна, как и та, маленькая змейка, которая четыре часа назад укусила Люсю за ногу.

      Нога эта посиневшая,