Не разбавляя. Зоя Криминская

ее появление, только это и спасло Любу от смерти. А Нина напирала на то, что Любе всего шестнадцать и что за совращение несовершеннолетней ему, как восемнадцатилетнему, положен срок, и что делать в такой ситуации им нечего, как только взять Любу к себе.

      Нина растила сына одна, отец Славки давным-давно сбежал, и они жили вдвоем в двухкомнатной квартире, так что площадь позволяла взять Любу к себе.

      – Она сама на меня навязалась, – оправдывался Славка, – влюбилась и липла, а я что ж, не живой?

      – Она красивая, – задумчиво сказала Нина.

      – Мама, ну да, она красивая, но какая-то не такая, да я еще и не хочу жениться.

      – Возьмем ее сюда, пусть живет, учится, а там видно будет, – твердила свое Нина.

      Славка пожал плечами:

      – Ну, если ты так хочешь, то пусть. В принципе, она мне нравится.

      Славке льстило, что из-за него травятся девушки.

      – Завтра пойдешь в больницу к ней и скажешь о нашем решении.

      Славка кивнул. Он не хотел, чтобы Люба страдала, да и спорить с матерью не решался. Слава был не из тех, кто плывет против течения.

      День за днем, прошли три года.

      Люба жила в чужой семье как невестка, ходила со Славой на все вечеринки с его друзьями, делила с ним постель, покупала продукты, выполняла всё то, что положено делать жене и днем и ночью. Только готовить Люба не умела, мать и бабушка пока были живы, баловали ее, не ставили к плите, а тетка сама плохо готовила.

      Внешне Люба совсем не изменилась. Всё такая же густая челка нависала на лоб, всё такие же круглые милые глаза смотрели из-под челки, торчал чуть вздернутый носик, улыбался большой для худого лица рот.

      Где бы Славка ни появлялся с Любой, на нее, молчаливую и старающуюся держаться в тени, тут же обращали внимание мужчины.

      Люба была красива, и Нину именно это обстоятельство смущало больше всего: Ростислав был парень видный, ладный, но красотой не блистал. Она не пара ему, думала Нина. Хорошая девушка, но не пара.

      Внешне Люба не изменилась, но внутри ее все эти годы шел долгий и мучительный процесс. Она сравнивала Нину с умершей матерью.

      Ее мать Маша была дитя войны. Бабка служила в частях радисткой, ее мобилизовали в восемнадцать лет, и она демобилизовалась беременная. И Маша выросла без отца.

      – Если бы мое поколение не выбили на войне, я бы и с дитем нашла себе пару, – говорила бабка Любе, когда подвыпьет.

      Выпивала бабка два раза в году: на Новый год, и на девятое мая.

      Люба молчала. Она выросла, как и мать, без отца, и то обстоятельство, что войны не было, не помогло матери устроить свою личную жизнь.

      Так и жили они втроем, три женщины, и если бабка мужественно несла крест своей незамужней жизни, то Мария страдала, считала себя неудачницей, и постепенно в сознании Любы возникло ощущение, что надо в жизни ухватить мужчину. Любого, а иначе жизнь пустая, и жить не стоит.

      Маша родила дочь поздно, уже в тридцать, роды были тяжелые, Маша