Жила, была… Историческое повествование о Тане Савичевой. Илья Миксон

продовольственных и промтоварных, не всегда купить все можно, но то, что есть на полках и витринах, пожалуйста, без ограничений.

      – Садись, Леша, завтракать сейчас будем, – пригласила мама.

      – Бежать надо, прессу не прозевать, – не без сожаления отказался дядя.

      – Жениться бы ему в свое время, – не впервые высказала такое суждение бабушка. – Мужчины, особливо вдовцы, плохо к самостоятельности приспособлены.

      – А Василий? – поддержала разговор мама.

      – Он, Маня, однолюб.

      Василий Родионович после трагической гибели невесты – она утонула на его глазах – поклялся всю жизнь хранить верность любимой.

      – Все Савичевы – однолюбы, – убежденно сказала мама. – Женя разошлась с мужем, он давно женился, а она так и не полюбила другого человека.

      Война!

      Таня никогда не видела дядей такими. Бледные как смерть.

      – Слышали? Война! Мама схватилась за сердце:

      – Как – война?

      Дядя Вася показал на черную тарелку «Рекорда». Таня поняла, включила радио. Духовой оркестр играл боевой марш.

      – А мы в Дворищи собрались, – растерянно произнесла мать.

      – Поездку отложить, – категорически распорядился дядя Вася, тяжело придыхая.

      И бабушка обрела наконец голос:

      – У нас же с ними договор…

      Странно, а может, и совсем не странно, что никто еще не назвал агрессора, но все и так понимали, кто напал на СССР.

      – Нашли кому верить. Фашистам! – с укором сказал дядя Вася. – На рассвете напали. Вероломно! Уже бомбили Киев, Севастополь, Каунас.

      Военные оркестры еще долго играли марши по радио, затем, в полдень, все слушали заявление правительства и обращения к народу. Оно заканчивалось бодро и уверенно:

      «Наше дело правое. Враг будет разбит. Победа будет за нами».

      Тогда, 22 июня 1941 года, в первый день войны, оглушительный, сокрушивший привычный ход бытия, никто и не сомневался в обреченности врага. Более того, мы верили в скорую нашу победу. Не сразу поняли, что началась не простая война.

      Потом, позже, ее назовут Великой Отечественной.

      Глава вторая

      Война

      Ничто, кажется, не изменилось в городе. Белые ночи, жара, очереди на остановках транспорта и у кинотеатров, суета и многолюдье. Но в яркой по-летнему толпе все больше зеленого и серого – солдатских гимнастерок и шинельных скаток, наискось через плечо.

      По асфальту и брусчатке маршируют колонны. Идут молчащим строем батальоны и полки, сформированные из вчерашних рабочих, крестьян, интеллигенции; лихо печатают шаг морячки и курсанты; стараются держать походную колонну ополченцы в штатском.

      Танин дядя тоже попытался записаться в отряд добровольцев. Человек с красными глазами, не обратив внимания на боевую медаль за первую мировую войну, глянул в паспорт и вернул: «Увы, гражданин Савичев… Следующий!»

      – А следующий, – рассказывал обиженный дядя Вася, – щуплый, ниже на голову,