Собрание сочинений в шести томах. Т. 5: Переводы. О переводах и переводчиках. М. Л. Гаспаров

небесную высь.

      Обожает он – ее, а рвется – к Тебе,

      Господи, к Тебе как к истоку струй;

      И я Тебя нашел, и Ты меня напоил,

      Но святая жажда меня плавит вновь и вновь.

      Можно ли искать полнейшей любви?

      Ты сосватал наши души, все приданое – Твое;

      Но Ты боишься, что расточу

      Я любовь мою вышним ангелам и святым;

      И больше: Ты тревожно и нежно ревнив,

      Что Тебя теснят из нас – мир, плоть, бес.

      ¹⁸ <Церковь>

      Яви мне, Иисусе, невесту Свою

      В свете и блеске! На чужом берегу

      Не она ли красна? Не она ли в нищете

      Страждет и стонет в Германии и здесь?

      Спит тысячу лет и пробуждается в год?

      Истинная – и блуждает? Новая – вдруг стара?

      Прежде, ныне, после – явлена ли она

      На холме? на семи? или вовсе не на холмах?

      С нами она? или мы ее должны,

      Рыцарски странствуя, доискаться для любви?

      Добрый супруг, открой нам лик жены,

      К горлице Твоей влюбленную мою душу взвей, —

      К той, что тем вернее и милее Тебе,

      Чем боле отдается в объятия всех.

      ¹⁹ <Покаяние>

      Два несходства сходятся меня терзать:

      В непостоянстве зачато постоянство мое.

      Против естества и воле вопреки

      Переменчива моя благость, переменчив обет.

      Покаянье мое – как мирская моя любовь,

      Забавно и забвенно в недолгий час:

      В нем ни веса, ни меры; в нем холод и жар;

      Мольба и немота; бесконечность и ничто.

      Вчера я не взглядывал в небо; а теперь

      Обхаживаю Господа в лести и мольбе;

      А завтра трясусь пред Его жезлом.

      Эти приступы веры – как прибой и отбой

      Вздорной горячки; но знаю я одно:

      Тем лучше мне день, чем больнее во мне страх.

      ЭЛЕГИИ, 1

      Это переводы с русского на русский. Когда-то мне пришлось писать статью о композиции элегий пушкинского времени. Это оказалось очень трудно по неожиданной причине. Я перечитывал по многу раз давно знакомые стихи и ловил себя на том, что, дочитав до середины страницы, не могу вспомнить, о чем была речь в начале: стихи были так плавны и благозвучны, что убаюкивали сознание. Чтобы удержать их в уме, я стал, читая, пересказывать их про себя верлибром. Верлибр не заглушал, а подчеркивал содержание: можно стало запомнить последовательность тем и представить себе план лирического стихотворения. Когда через много лет я задумался о возможности конспективных переводов, я вспомнил это мысленное упражнение и попробовал сделать его письменно. Пусть это не покажется только литературным хулиганством. Во-первых, мне хотелось проверить: что остается от стихотворения, если вычесть из него то, что называется «музыкой»? Мы читаем мировую поэзию в переводах, о которых нас честно предупреждают, что передать музыку подлинника они бессильны; как относится то, что мы читаем, к тому, что было написано на самом деле? Вот так, как предлагаемые стихотворения к тем, которые мы читаем в собраниях сочинений русских романтиков. Во-вторых, мне хотелось дать себе отчет: что я сохраняю из подлинника XIX века, что мне