Елисейские Поля. Ирина Одоевцева

Она поднялась на носки и поцеловала его.

      – Какие у тебя холодные уши. Целуешь, будто мороженое ешь. Как хорошо, что я тебя встретила. Мы очень давно не были одни.

      Она посмотрела ему в глаза:

      – Ты стал совсем чужой.

      Он покачал головой:

      – Нет, Лиза.

      Ей уже не было весело. Она подняла книги.

      – У меня никого нет, кроме тебя, – тихо сказала она, краснея от стыда, и быстро прошла вперед.

      Перед камином в ее комнате были уложены дрова. Лиза села на ковер.

      – Ну помоги мне. Чтобы жарко было.

      Андрей встал на колени рядом с ней.

      – Подожди, не бросай поленья. Надо раньше бумагу.

      Он зажег спичку. Лиза смотрела в камин:

      – Я люблю огонь. Ну положи же еще дров.

      – Довольно. Дай разгореться. И так тепло будет.

      Она стала бросать дрова. Глаза ее расширились от удовольствия. Щеки покраснели.

      – Довольно, довольно.

      Но она, не слушая, продолжала бросать.

      – Как костер. – Она все смотрела на огонь. – Знаешь, я хотела бы, чтобы меня сожгли. Коля всегда говорит, что, если бы я жила в Средние века, меня бы сожгли на костре как ведьму.

      – Ну нет. Ты бы, скорее, тогда монахиней была. У тебя такие глаза. А может быть, и монахиней, и ведьмой вместе.

      Лиза захлопала в ладоши:

      – Вот было бы чудно. Целый день молиться и ничего не есть, стоять на коленях в черном платье с крестом на груди, а ночью летать на метле на шабаш. – Она вскочила верхом на кочергу. – Гар, гар, лечу снизу вверх, не задевая, – громко крикнула она. Красный отсвет огня падал на нее.

      Андрей вздрогнул:

      – Перестань, ты настоящая ведьма.

      Она коротко рассмеялась и снова стала подбрасывать дрова в огонь.

      – Знаешь, – сказал он, – если уж ты такая, тебе бы следовало писать стихи.

      Лиза покачала головой:

      – Не хочу. Стихи пишут теперь только глупые или старики.

      – Смешная ты, Лиза. Как будто не все равно, раньше или теперь. А что же, по-твоему, теперь надо делать?

      Лиза подняла к нему голову:

      – Надо жить и ни о чем не мечтать.

      Он смотрел на ее бледное лицо, на ее светлые прозрачные глаза.

      – Тебе должно быть это нелегко?

      – Ну, легко не легко, а надо. – Она презрительно пожала плечом и отвернулась. – Очень жарко. Давай пересядем на диван.

      Андрей сел рядом с ней. Они помолчали.

      – Как быстро темнеет. Нет, не зажигай света, Андрей, так приятнее.

      Дрова трещали в камине. Красный отблеск огня падал на диван, на Лизу. Она протянула руки к огню.

      – Знаешь, Андрей, я все думаю, – начала она медленно. – Я все думаю, как должно быть тяжело и отвратительно жить, если детство – самое лучшее. А дальше будет еще хуже. Я не хочу быть взрослой. – Она покачала головой. – И знаешь, мне кажется, я и не буду взрослой.

      – Вздор, Лиза. Это оттого, что тебе только четырнадцать лет. Четырнадцать – самый глупый возраст. В марте тебе будет пятнадцать, и сразу станет легче.

      Она опять покачала головой:

      – Ах нет, я не верю. Не станет ни легче, ни