Подвиги Рокамболя, или Драмы Парижа. Понсон дю Террайль

пренебрежение.

      Тогда для бедной женщины началась одинокая жизнь, полная скрытых страданий, причиняемых ей тиранией мужа. Фелипоне улыбался Елене при людях и был ее палачом наедине. Негодяй изобретал необычные мученья для этой благородной женщины, имевшей несчастье поверить ему.

      Его ревнивая ненависть распространялась даже на ребенка, напоминавшего ему первого мужа графини; и когда она снова готовилась стать матерью, в голове итальянца созрел такой гнусный расчет: «Если маленький Арман умрет, мой ребенок наследует огромное состояние, а четырехлетнему ребенку так легко умереть…»

      Граф Фелипоне приехал в Керлован, обдумывая этот план.

      Итак, графиня жила в Керловане в полном уединении, посвящая все свои заботы сыну, а граф вел разгульную жизнь.

      Однажды вечером, в конце мая, она оставила маленького Армана играть на площадке замка и, чувствуя потребность своей страждущей души – почерпнуть в молитве новые силы, ушла в свою комнату и опустилась на колени перед большим распятием из слоновой кости, висевшим над изголовьем ее кровати.

      Наступила уже мрачная и туманная ночь, а она все еще молилась. Был сильный морской ветер, и бушевавшие волны с шумом ударялись о берег. Графиня вспомнила про сына. И под влиянием какого-то зловещего предчувствия уже выходила из комнаты, чтобы позвать ребенка, как к ней вошел муж.

      Фелипоне был в охотничьем платье, в сапогах со шпорами. Он провел весь день в соседнем лесу и, казалось, только что вернулся.

      При виде его графиня почувствовала, что сердце ее сжалось еще сильнее от смутного страха.

      – Где Арман? – спросила она его с живостью.

      – Я только что хотел спросить вас об этом, – сказал граф. – Меня удивляет, что он не с вами.

      Графиня вздохнула при звуках этого лицемерного голоса, и страх ее усилился еще больше.

      – Арман! Арман! – звала графиня, отворив окно, выходившее на площадку.

      Ребенок не откликался.

      – Арман! Мой милый Арман, – повторяла мать с тоской.

      То же молчание.

      Стоявшая на столе лампа освещала очень слабо большую комнату, в которой оставили старую обивку стен и почерневшего дуба мебель. Тем не менее графине показалось при свете, упавшем на лицо итальянца, что оно покрыто смертельной бледностью.

      – Мой сын! – повторяла она с мучительной тоской. – Что вы сделали с моим сыном?

      – Я? – ответил граф с легкой дрожью в голосе, не ускользнувшей от встревоженной матери. – Я даже не видел вашего сына! Я только сию минуту сошел с лошади.

      Последние слова итальянец произнес уже своим обыкновенным голосом и совершенно спокойно.

      Тем не менее графиня, волнуемая зловещими мыслями, выбежала из комнаты, крича: «Арман! Арман! Где Арман?»

* * *

      Граф Фелипоне вернулся с охоты и сошел с лошади на дворе Керлована минут двадцать тому назад.

      Прислуга замка состояла из десяти человек, в числе которых был один берейтор и два псаря. Трое последних жили на дворе,