Гамбит смерти. Василий Павлович Щепетнев

и окончательно перейти в «Нистру» поваром? Ионел давно зовет.

      Как же я про Мехико забыл, я ведь теперь – основная команда. А за Мехико – Кейптаун, Токио. Личный повар чемпиона. Личный ассистент великого Нимисова. Личная фистульная собака академика Павлова. Разбогатею. Обзаведусь частной собственностью. Кафе куплю, «Каса Марэ» господина Денисова. Только по предварительной договоренности. Я такой!

      Деньги сыпались к деньгам, и лишь открывая шикарный ресторан в кратере Тихо на пару с Денисом Тито, я спохватился. Полтора часа сижу на пеньке, солнышко успело одарить ультрафиолетом сверх всякой меры. А Нимисова нет.

      Блицкриг затягивался.

      Олег дремал, Александр Борисович переговаривался с Аркашей. Заметив мой взгляд, они подошли.

      – Валерий Васильевич говорил мне, что ему понадобиться от сорока пяти минут до часа.

      Олег открыл глаза.

      – Я пойду, гляну.

      – Вам не стоит. Лучше я, – сказал Страчанский.

      Не быть мне богатеньким. С каждым шагом Страчанского рушилась моя кулинарная империя, пропадали рестораны, закрывались котлетные. Последней канула Каса Марэ. Ларивидери.

      Скрипнула дверь, и Александр Борисович сошел вниз, в холод и мрак, сошел для того, чтобы через несколько секунд предстать извергнутым и растерянным.

      – Опять, – меланхолически вторил моим мыслям Олег.

      Страчанский жестом призвал нас.

      – Он… лежит… не шевелится…– произнося эту короткую фразу, Александр Борисович дважды проглотил слюну.

      Со вновь зажжённым фонарем Олег нырнул в проем первым, я за ним. В кильватере.

      – Они победили, – глухой голос Олега отозвался мурашками по коже. Или просто холодно?

      Взяв фонарь из его рук, я осветил Нимисова. Багровое, налитое кровью лицо, синюшно– красный язык, пальцы, зарывшиеся в опилки. Пламя отражалось в бездонных зрачках.

      Никаких признаков жизни. Тело быстро остывало – ледник же. Во всяком случае, он мертв не менее часа. А то и все полтора.

      Рядом с Нимисовым лежали золотая рюмка и хрустальный флакон, раскупоренный, опрокинутый, но сохранивший часть содержимого.

      – Олег, одолжи носовой платок.

      Своим я осторожно взял пробочку и заткнул флакон, затем переложил его и рюмку в платок Олега. Вещественные доказательства.

      Нагрудный кармашек льняной рубахи Нимисова оттопыривался. Не было этого, когда мы шли сюда. Обречёенно обернув руку платком, я вытащил черного слоника. Еще один любитель игры в чапаевцы. В остальных карманах пусто.

      Я опустил веки на глазах Нимисова. Больше для него ничего нельзя сделать.

      Холодная рука легла на мое плечо. Я вздрогнул, но это был только Страчанский.

      – Ужасно.

      Я не ответил. Повезло, что ледник вместительный. Заложили льдом в расчете на охоту. Но сей сезон – охота на людей.

      – Пройдёмте отсюда.

      Я поднимался последним. Оглянувшись, бросил взгляд назад. Обернешься – не вернёшься.

      Солнечный, ослепительный свет, теплый, ласковый воздух.

      Облегченный вздох Аркадия.

      – Я