Компромисс. Иностранка. Чемодан. Наши. Сергей Довлатов

хорошим пилотом. Как-то раз он даже ухитрился посадить машину в сугроб. При том что у него завис клапан в цилиндре и фактически горел левый двигатель.

      Вот только зря он начал спекулировать рыбой, которую привозил из Африканды. Мищук выменивал ее у ненцев и отдавал дружку-халдею по шесть рублей за килограмм.

      Мищуку долго везло, потому что он не был жадным. Как-то радист ОДС передал ему на борт:

      – Тебя ждут «вилы»… Тебя ждут «вилы»…

      – Вас понял, вас понял, – ответил Мищук.

      Затем он без сожаления выбросил над Енисеем девять мешков розовой кумжи.

      Но вот когда Мищук украл рулон парашютного шелка, его забрали. Знакомый радист передал друзьям в Африканду:

      – Малыш испекся, наматывается трояк…

      Мищука направили в ИТК-5. Он знал, что, если постараться, можно споловинить. Мищук стал передовиком труда, активистом, читателем газеты «За досрочное освобождение». А главное, записался в СВП (секция внутреннего порядка). И ходил теперь между бараками с красной повязкой на рукаве.

      – СВП, – шипели зеки, – сука выпрашивает половинку!

      Мищук и в голову не брал. Дружок-карманник учил его играть на мандолине. И дали ему в лагере кликуху – Пупс.

      – Ну и прозвище у вас, – говорил ему зека Лейбович, – назвались бы Королем. Или же – Бонапартом.

      Тут вмешивался начитанный «кукольник» Адам:

      – По-вашему, Бонапарт – это что? По-вашему, Бонапарт – это должность?

      – Вроде, – мирно соглашался Лейбович, – типа князя…

      – Легко сказать – Бонапарт, – возражал Мищук, – а если я не похож?!.

      В ста метрах от лагеря был пустырь. Там среди ромашек, осколков и дерьма гуляли куры. Бригаду сантехников выводили на пустырь рыть канализационную траншею.

      Рано утром солнце появлялось из-за бараков, как надзиратель Чекин. Оно шло по небу, задевая верхушки деревьев и трубы лесобиржи. Пахло резиной и нагретой травой.

      Каждое утро подконвойные долбили сухую землю. Затем шли курить. Они курили и беседовали, сидя под навесом. Кукольник Адам рассказывал о первой судимости.

      Что-то было в его рассказах от этого пустыря. Может, запах пыльной травы или хруст битых стекол. А может, бормотание кур, однообразие ромашек – сухое поле незадавшейся жизни…

      – И что вы себе мыслите – делает прокурор? – говорил Адам.

      – Прокурор таки делает выводы, – откликался зека Лейбович.

      Конвой дремал у забора. Так было каждый день.

      Но однажды появился вертолет. Он был похож на стрекозу. Он летел в сторону аэропорта.

      – Турбовинтовой МИ-6, – заметил Пупс, вставая. – Ё-ё! – лениво крикнул он.

      Затем скрестил над головой руки. Затем растопырил их наподобие крыльев. Затем присел. И наконец повторил все это снова и снова.

      – О-ё-ё! – крикнул Пупс.

      И тут произошло чудо. Это признавали все. И карманник Чалый. И потомственный «скокарь» Мурашка. И расхититель государственной собственности Лейбович. И кукольник Адам. И даже фарцовщик Белуга. А этих людей трудно было чем-нибудь удивить…

      Вертолет шел на посадку.

      – Чудеса, –