Сашка. Владимир Михайлович Зюкин

Кирилловна, постояв, взялась за ручку двери.

      – Посиди, сватьюшка, давно не была – богатой стала?

      – Нет времени, – сказала, вздохнув, Агафья Кирилловна, зайдя в комнату и присев на табурет. – А ты всё копейку зарабатываешь.

      – Без дела не сижу.

      – Громко стучит Зингер, а шьёт хорошо, – сказала Агафья Кирилловна, посмотрев на тёмную от времени машинку. – У меня ситчик остался, не сошьёшь рубашку?

      – Сошью, когда заказов не будет.

      «Знаю твои отговорки», – подумала Агафья Кирилловна.

      – Ксения не пишет? – спросила Василиса.

      – Нет, молчит, – отвечала, покачав головой Агафья, Кирилловна. – Забыла ребят и нас, стариков, позабыла, ума уже не приложу, как жить, Полина отнекивается от Сашки.

      В избу ввалился Ефим.

      – Без хлеба? – спросила Василиса.

      – С хлебцем. Объявили, что не привезут, народ ушёл, а тут привезли – новая очередь, а я впереди, – доложил Ефим.

      – Думаешь, не обкрутила его сука рыжая? – обратилась Василиса к Агафье Кирилловне. – Старый, – крикнула супругу, – принеси из кладовки контарь: узнаем, на сколько она тебя надула.

      – Иди сама ищи, вечно прячешь, – отозвался старик.

      Василиса вышла за дверь.

      – Агафья Кирилловна, пришла просто или по делу? – спросил Ефим.

      – Мыла хотела попросить, постирать нечем.

      – Мыло найдём.

      Ефим, кряхтя, влез на табуретку и стал шарить по полатям.

      Вошла Василиса; метнув взгляд на мужа, крикнула:

      – Чего потерял, старый?

      – Мыльца Кирилловне дам, – отозвался Ерёмин.

      – Так нет мыла, ни печатки.

      – Как нет, а вот.

      Ефим показал кусок мыла.

      Агафья Кирилловна, поблагодарив Ефима, ушла, с горькой усмешкой на губах. И лишь закрылась дверь за ней, как Василиса подступила к супругу:

      – Добрый, гляжу! Разбрасываешься, дурья башка, так бы и хватила кочергой…

      – Не кричи, – перебил её Ефим. – Пожалела мыла… Агафья внуков наших обстирывает.

      – Мать пусть их обстирывает, на кого побросала? Нет им от меня ничего, – отрезала Василиса, цепляя на крючок хлеб. – Что говорила – на сто грамм надула. Бери хлеб и топай, а то пропадёт кусок. Иди с весами.

      Старик, не споря, вышел из дома. Навстречу ему торопился домой, прикрыв лицо варежкой, Вовка.

      – Деда, здравствуй! – крикнул он, поравнявшись с Ефимом.

      – Здорово! – откликнулся Ефим. – Поди, из детсада? Некому зашить – коленка голая?

      – Я сейчас разорвал.

      – Понятно… Ну, беги. Да заходи – валенки подошью.

      Ефим жалел внуков и старался помочь семье Рязанцевых: то даст сальца Вовке, то усадит внучат за стол, не обращая внимания на неодобрительные взгляды жены, то сунет немного денежек в ладошку Агафьи Кирилловны. Но редко ускользала от Василисы забота Ефима. «Довесок отдал»! – ворчала она, приметив, как внуку младшему он отдал большой кусок хлеба, в который тот впился зубами. Но хоть и жалел он внуков, но за шалости бранил и выставлял провинившихся за дверь.

      В