Собственность мажора. Кристина Зайцева

советская конструкция кинотеатра тоже.

      Внутри семейная пара с малышом лет пяти, двое подростков и парочка хихикающих девочек, которые хихикают и шепчутся глядя на Артема.

      – Вау… – хмыкает он, подходя к кассам. – Надо было заранее приехать, очереди такие. Че не предупредила?

      – Тебе еще кто-то нужен? – выгибаю я брови.

      – Весь восьмой ряд, – объявляет он кассиру в ответ на мой вопрос, после пристального изучения карты мест.

      – Эй… – дергаю его за рукав, и понизив голос бормочу. – Ты чего? Зачем…

      – Зачем? – наигранно изумляется он.

      Восьмой ряд – последний. Чем занимаются на последних рядах кинотеатров знает даже младенец на клеточном уровне, тем не менее, я не готова к… приставаниям. И помимо прочего, это откровенное мажорство, потому что вряд ли тут найдутся еще желающие приземлиться на восьмой ряд, при наличии остальных семи свободными.

      Очевидно, мое лицо теряет налет безмятежности, потому что карие глаза вдруг становятся цепкими и внимательными. Смотрят в мои, пока их хозяин теряет налет веселости.

      – Хочешь другой ряд? – спрашивает он спокойно, становясь немного сдержанным.

      Это очень похоже на такую особую манипуляцию. Первым моим желанием было воскликнуть “нет, что ты, продолжай делать то, что тебе хочется, зачем спорить по поводу такой мелочи”, но вместо этого я беру на раздумья паузу в тридцать секунд, после которой подхожу к карте мест и начинаю изучать ее так, будто вижу впервые.

      Я представляла себе этот поход в кино немного иначе.

      Не как обжимания на последнем ряду, а именно это и предполагалось им, исходя из имеющихся вводных. Я не хочу вдруг оказаться у него на коленях, и не хочу чтобы его руки вдруг оказались у меня под свитером. Это не то, чего я хочу. Не то, чего я хотела.

      – С пятого самый лучший обзор, – говорю хрипловато, не глядя на него. – А третий для тех, у кого не очень со зрением.

      – У меня все окей, – коротко отзывается Артем.

      – И у меня.

      – Два центральных, пятый ряд, – сдержанно говорит он кассиру, и я понимаю, что этот вечер потерял свое очарование.

      Молча занимаем свои места, и он протягивает мне ведро с попкорном, которое я принимаю так же молча.

      Свет гаснет, и на экране вспыхивает картинка.

      Зал на девяносто пять процентов пуст. Засовываю в рот горсть попкорна, чтобы как-то задавить неприятный ком в горле, когда на пол под экраном ложится полоска желтого света.

      Ненавижу когда опаздывают. В этом кинотеатре особенно. Но чертов попкорн застревает у меня в горле, когда вспышка взрыва на экране освещает прибывшего.

      Мое сердце делает сверхзвуковой рывок.

      Немного повернув голову, смотрю на Артема. Откинув голову на спинку кресла, он смотрит на экран, и явно нему курсе, кого вдруг принесло.

      Снова смотрю на проход, по которому, не трудясь пригибаться, движется Никита Барков собственной персоной. Одетый во все те же спортивные штаны, которые я видела утром. В капюшон толстовки и короткий пуховик. Ничего особенного, но это