Кладовая солнца. Михаил Пришвин

и, как у ней, брови раскинуты птичьими крыльями.

      – Знаю теперь, знаю, – говорит Курымушка.

      – Что ты знаешь?

      – Красавица, это значит – ты на картинке.

      – Ну и я хочу что-то сказать… хорошее.

      – Я – гадкий.

      – Почему ты это знаешь?

      – Я видел себя в зеркале: я – Курымушка.

      – А не смотрись в зеркало. Хуже всего, когда мальчик смотрится в зеркало.

      Из Андерсена она читает ему, как гадкий утенок все смотрелся в воду и узнавал все плохое, а когда лебеди пролетали, то взяли с собой.

      – Ты лебедь?

      – А ты – лебеденок. Я унесу тебя далеко.

      – Где живут голубые бобры?

      – Там все голубое.

Печь камep-юнкера

      Бывает летом – накроют стол на балконе, и так хорошо бы тут, в тени, под навесом, чаю попить, но выходит мать, осматривает: ей видно, как на своих полях крестьяне уже работают, а на дворе работники только что запрягают.

      – Что-то я заспалась сегодня, – говорит она, – мужики уж на работе. И все так: пока сам не проснешься, никто у нас не начнет.

      Она всегда про себя говорит сам.

      – Сам встал до свету, – ворчит она, – кажется, после обеда имеешь право на отдых, а они и пальцем не шевельнут, пока не выйдешь сам.

      Далеко видно с балкона в поля, из полей тоже виден далеко самовар на белой скатерти в тени, под навесом балкона.

      – Нельзя, – говорит мать, – там работают, а мы будем за чаем рассиживаться. Переносите все в комнату, живо.

      – Мама, – просит Курымушка, – зачем в комнату? Мы же не будем работать, все равно будем чай пить.

      Стыдливо бормочет мать:

      – Мало ли что!

      И пьет в комнате чай, в жаре и с мухами. «Она боится мужиков, – думает Курымушка, – так же, как мы боялись раньше гостей, мы от гостей в сад бегали, она от мужиков в дом. А чего их бояться?»

      Всегда смело ко всем мужикам подходит Курымушка; только один Иван недобрый, у него есть тайна, и, должно быть, большая и страшная. Нанялся Иван в конюхи уж осенью, и сразу от него на дворе все стало не так.

      – Вот конюх так конюх, – говорит мать, – и лошади чисты, и кормушки все починены, он и конюх, и плотник, и бредень починит рыбу поймать, и за собаками ходит, таких еще у меня не было!

      Только одно плохо – на него кричать нельзя. Мать попробовала как-то свое начать:

      – Что тебе говорят, Иван! Раз я тебе сказала, ты должен исполнить немедленно: вчера я тебе приказала починить колодезь.

      А он как посмотрит на нее из-под своей черной бороды, сразу мать переменилась:

      – Иван, как бы круг на колодезе починить.

      С тех пор всегда говорит ему: как бы. А отойдет от него и жалуется:

      – Боюсь я этого Ивана, какой-то он страшный.

      Курымушка тоже раз пробовал подкатиться к Ивану с яблоками, а он сказал:

      – Ешь сам. Что, у меня рук, что ли, нету яблок нарвать?

      – Тебя поймают.

      – За что?

      – Яблоки