Кладовая солнца. Михаил Пришвин

полях, а теперь стало в людях, и спросить про это опять некого: на такие спросы в ответ только смеются или говорят: «Сам догадайся», а есть такое – спросишь и пропадешь. Поговорили на деревне про Адама, что Бог создал его из земли и велел ему землю пахать, тот Адам успел землю получить, и так стали мужики, про которых мать говорила «энти мужики». И еще говорили на деревне про второго Адама, что ему Бог тоже велел обрабатывать землю, но земли уж больше не было, от этого второго Адама начались, как мать называла, «те мужики», и вот те мужики задумали землю столбить.

      Приехал становой узнавать, кто хотел землю столбить.

      Все сказали на Ивана. И увезли куда-то Ивана.

      – Куда увезли Ивана?

      – Куда Макар телят не гонял.

      – Какой Макар?

      Все засмеялись, и это значило: «Сам догадайся!»

      Царя убили, и опять стал царь, сразу большой, с бородой.

      Мать раскладывает: «Николай умирает, Александр рождается». Не с бородой же рождается царь? Опять сам догадайся.

      – Отчего это, мама, – спросил он, – все догадываются сразу, а я после?

      – Оттого, что ты очень рассеян.

      Вышла новая загадка, – все люди как люди, а он какой-то рас-се-ян-ный. Вот если бы хоть на один день увидеть Марью Моревну, она бы все тайны и загадки сняла.

      Светлый день пришел: на земле снег лежал, на небе облака растаяли, солнце показалось. Сказали: «Как день-то прибавился!» Еще сказали: «Это весна!» А еще сказали: «Сегодня Маша приедет!»

      Мать говорила:

      – Не узнаю своих детей, что сделала с ними за одно лето эта милая Маша, как они ее слушаются; скажет: «Нарвите цветов» – и они собирают; но мало того: часами сидят, подбирают цветочек к цветку – и букет выходит. Скажет: «Найдите хорошее яблоко» – и сколько они натрясут, насшибают, перекусают, пока не найдут янтарное, наливное.

      Скупая Софья Александровна против этого:

      – По-моему, и не очень хорошо.

      – Как нехорошо? Что вы! Пусть перекусают все яблоки, только бы на людей были похожи, а то ведь было совсем одичали, чуть кто к нам – и бежать. Теперь сами гостей встречают и радуются. Удивительно! Какие у нее способности! Вот бы каких нужно для воспитания детей, а не старых дев и уродов.

      – Очень горда. Она и детей этим заражает, возбуждает их к чему-то необыкновенному, а жизнь требует в смирении и терпении учиться класть кирпичик к кирпичику.

      – Этому сама жизнь научит, а Маша… тургеневская женщина.

      – Экс-пан-сив-на-я! Ее бросает в разные стороны: то она цветами осыпает певцов, то вдруг окажется на ма-те-ма-ти-чес-ком, то в Италии, то доит корову у Толстого в Ясной Поляне. Все это от гордости: красавица, порода, а самого главного для жизни нет. У вас они не занимали?

      – Пустяки, я бы очень рада была поблагодарить: дети мои неузнаваемы, в гимназии начали хвалить.

      – Ей бы устроиться гувернанткой в аристократическую семью. Но разве она пойдет? Я, право, не знаю, что ждет ее в будущем.

      – Пустяки! Такая красавица и не найдет партии себе?

      – Искать, конечно, найдет, да позволит ли она себе искать, и сами знаете, какие у нас женихи.

      – Женихи, правда, у нас никуда.

      – Я