Только будь со мной!. Элис Петерсон

заговорил. Этот психологический прорыв был заслугой Дома. Создавалось впечатление, будто после аварии тело и разум Гая полностью отключились и только сейчас к нему начала возвращаться жизнь.

      – Медперсонал здесь с нами не церемонится, – заметил Дом как-то вечером.

      – Все врачи уроды, – откликнулся Гай. – Ну, почти все.

      – Не могу представить тебя среди них, Кас, – добавил Дом. – Я, конечно, здорово взбесился, когда мне сообщили, что я больше не смогу ходить.

      – Сильно взбесился! Ах, посмотрите, какой сударь, – начал поддразнивать его Гай. – Я, блин, чуть с ума, на фиг, не сошел. Извини, принцесса.

      – Ничего страшного, – сказала я, предлагая друзьям принесенные папой пирожные.

      – Я-то думал, что если сломаешь шею, то умрешь, – продолжал Гай. – Я думал, что инвалиды в колясках уже такими рождаются. Да твою налево – прости, Кас, – я даже подумать не мог, что стану овощем! Доктор говорит: «Вы никогда не сможете ходить. Вам придется смириться с этим и жить дальше». С того момента, как я здесь оказался, мне только и говорят о том, чего я больше не смогу делать. Не смогу полноценно работать руками.

      Я спрятала свои руки под одеяло.

      – Не смогу самостоятельно одеваться. Не смогу потеть или вздрагивать от холода, потому что мои нервы отказали, и поэтому я могу умереть от переохлаждения. Не смогу ничего делать или чувствовать. Не смогу даже в носу поковыряться, блин.

      На этот раз он не извинился.

      – Самое страшное, – продолжил Гай после небольшой паузы, – что мне придется вернуться в родительский дом. Я обожал свою лондонскую квартиру с видом на Темзу. Я работал как проклятый, чтобы купить ее. Теперь мне тридцать пять, и я буду жить с родителями, – заключил он, окидывая нас с Домом внимательным взглядом. – А они уже старички. Вы же их видели.

      Отец Гая был высоким худым мужчиной с редеющими седыми волосами. Когда они с женой пришли навестить сына, он молча сидел у больничной койки, понуро свесив голову. Он был похож на раненое животное.

      – Я ушел из дома, когда мне было восемнадцать, и отправился в Сити сколачивать состояние. Я был брокером, по выходным играл в гольф. Что я буду делать теперь? Вязать? Ах, нет, подождите, я даже этого не могу.

      Чем больше Гай говорил, тем меньше я его боялась. Я обожала Дома за оптимизм, но и циничность Гая находила отклик в моем сердце. И тот факт, что они оба были намного старше меня, не имел абсолютно никакого значения.

      Мне пришло новое сообщение на телефон.

      «С нетерпением жду встречи, принцесса. Надеюсь, в ресторане подают тушеные бобы. Гай».

      Я улыбнулась, вспомнив один забавный разговор за ужином в палате.

      – Сегодня снова будешь есть свои бобы? – спросила я Гая.

      – Тебя же должно от них, это… пучить, – заметил Дом.

      – А я думаю, что за запах странный в палате, – сказала я.

      Гай недовольно взглянул на меня.

      – Даже не думай говорить плохо о моих оранжевых друзьях, принцесса.

      – Одна дама