Я тебе изменяю. Амелия Борн

руках ее восседал Тео, который, судя по всему, воспринял все как приключение. Я же положила одну руку на ручку чемодана, второй – придерживала дверь, не торопясь закрывать ее, понимая, что это отрежет меня от прошлой жизни навсегда.

      – Готова! – откликнулась, но запереть замок в квартире не успела.

      Двери лифта разошлись в стороны, перед нашими взорами возник Глеб Ланской собственной персоной.

      – Не готова, – отрезал он и, взяв меня за руку, потащил домой.

      Муж застал меня врасплох.

      Я сумела сделать первый самостоятельный вдох и движение только тогда, когда уже оказалась внутри квартиры, которую было так трудно, но вместе с тем – так необходимо, покинуть.

      Дверь захлопнулась за нами, отрезая от мамы и Тео, оставшихся на площадке. Оставляя вдвоем в слишком тесном пространстве, слишком интимной близости.

      И снова – знакомые стены. И снова – мы внутри них. Привычная картина, расколовшаяся на две части, которые уже невозможно склеить.

      – И куда собралась? – грубо, почти зло, поинтересовался Глеб.

      От его тона во мне вспыхнул ответный гнев. Какое право он имел говорить со мной так – требовательно, раздраженно, после того, что наделал? Какого черта вообще позволял себе такие интонации, будто я была марионеткой, вдруг вышедшей из-под контроля кукловода?

      Пришло горькое осознание: а ведь меня наверняка именно так и воспринимали годами. Что Глеб, что его мать. И всему виной – моя мягкость, моя уступчивость и желание сделать всем хорошо… Зачастую – себе же во вред.

      – А ты уже все, чаев напился? – парировала в ответ. – Как торт, вкусный был?

      Муж раздраженно выдохнул, выпустил из легких воздух со свистом, полным досады.

      – Анна Николаевна все не так поняла.

      – Да что ты? А как еще можно понять такую картину? Ты, смотрю, прекрасно устроился, Глеб: мама тебе уже и проституток сама на дом приводит! А свечку держит? А то мало ли ты не справишься сам, забудешь, куда тыкать?

       Я сознавала, что говорю много лишнего, что меня несет на волнах обиды и злости и заносит уже чрезмерно. Но как еще можно было реагировать на все это?

      – Божена – не проститутка! – огрызнулся муж.

      Стало и смешно, и горько. Я нервно засмеялась, сознавая, что муж выгораживает передо мной постороннюю женщину. Заступается за нее так, как, возможно, никогда не заступался за меня.

      Впрочем, для него она, возможно, была вовсе не посторонней?.. А главное – одобренной его мамой. Этакий госстандарт, под который я не подходила, как ни пыталась угодить всем годами.

      – А кто, благотворительница? – фыркнула в ответ. – Спит с мужиками исключительно от широты души и прочих мест?

      Лицо Глеба заметно перекосило. Показалось, что он сейчас наорет на меня, обложит очередными «комплиментами»…

      Тем удивительнее было наблюдать, как он в итоге проглотил свою ярость и сдержанно ответил:

      – Она – никто. Всего лишь дочь маминой подруги. Мы пересеклись случайно, она уже была там, когда я пришел.

      – То есть изменяешь