Я тебе изменяю. Амелия Борн

было быть что-то уничижительное.

      – Права была мама, – наконец выплюнул он. – Ты не подходишь мне.

      Он окинул меня взглядом: тем самым, что уже был до боли мне знаком. Тем самым, который я вряд ли когда-нибудь сумею забыть. С такими же глазами муж говорил, что изменяет, потому что я себя запустила…

      – Тогда что ты тут делаешь? – откликнулась сдержанно, хотя все внутри ревело и рвалось. – Иди к более подходящей женщине.

      – Пришел сказать, что правильно сделал, что тебя бросил!

      Его слова били больно, хлестко, резко. Но я едва не расхохоталась, услышав это заявление.

      – Иди и проспись, Ланской.

      Он стремительно, порывисто притянул меня ближе. Так, что мы едва не стукнулись лбами…

      – Думаешь, я пьян? Нет… Я тебе и завтра скажу, что ты подлая, лживая, отвра…

      Я вырвалась из его захвата. Не собиралась и дальше слушать оскорбления, которых мне уже хватило с лихвой. Которые никогда не смогу забыть…

      – Убирайся, – прошипела, отступая вглубь квартиры.

      Но он шагнул следом.

      – Я не все сказал…

      – А я – уже все услышала. Вон!

      Но его это не остановило. Он попытался протиснуться следом и мне не оставалось ничего иного, как с силой толкнуть его…

      Он пошатнулся, неохотно отступив, взглянул на меня с удивлением…

      Я захлопнула дверь.

      Темнота обступила меня со всех сторон, укрыла надежным непроницаемым покрывалом…

      И я была ей благодарна. За то, что никто не мог видеть сейчас моих слез.

      ***

      – Ты связался с Коневым? Ну, тем самым, кто должен помочь тебе отсудить Тео? – потребовала ответа мать, когда Глеб приехал к ней после того дня, когда нетрезвым заявился к жене.

      Голова трещала, в висках беспрестанно бился вопрос: «Правильно ли он поступает, когда желает получить от Оли подтверждение слов мамы об измене?».

      А Римма Феликсовна словно сорвалась и решила пойти в атаку. Беспрестанно говорила ему о том мужике, с которым видела Ольгу. Разумеется, Глеб поверил. У него просто не было повода не доверять родному человеку. И во что это вылилось? В отвратительную сцену, когда вновь наговорил жене неприятных слов.

      – Связался, – мрачно отозвался Ланской. – Он постарается помочь.

      Глеб и сам не мог понять, почему его так тянет к матери. Будто бы в мире не осталось места, где ему были бы действительно искренне рады. Мало того, он сам приложил к этому руку. И вот он приезжал в квартиру Риммы Феликсовны, а она только и делала, что его накручивала. Не говорила, как ей жаль, что жизнь сына летит к чертям. Не поддерживала. А постоянно с упорством отбойного молотка поднимала вопросы скорого развода, измены Ольги. Ну и обязанности забрать Теодора у этой «ужасной женщины».

      – Постарается? – Римма Феликсовна возвела глаза к потолку, и Глебу стало неуютно.

      Она столько для него сделала, а он так и не ответил ей хоть чем-то, похожим на благодарность.

      – Он сделает, мам, – отозвался Ланской и перевел разговор в то русло, которое ему показалось безопасным: – Ты