Сосед сверху, сосед снизу. Джина Шэй

узнают!

      Вспомнят меня, ту самую, что пять с лишним лет назад в одном из крупнейших клубов Берлина устроила “грязные танцы”. С ними обоими!

      Я…

      Я была слишком пьяна тогда, чтоб себя контролировать…

      – Твой этаж, Эрик, – хмуро роняет Эмиль, глядя на меня своими пронзительно-голубыми глазами. Будто понимает, что мне совершенно не по себе, после такой бесцеремонной охапки.

      – Я не могу бросить фею в беде, – нахально сообщает итальянец и снова прижимает меня к себе, еще крепче чем прежде, – мы прокатимся еще на этаж повыше.

      – Да прекратите же меня хватать, – раздраженно рявкаю я и дергаюсь, все-таки вырываясь из рук мужчины. Зябко ежусь, оправляю подол длинной юбки.

      Вот что сделать, чтоб козлы не тянули к тебе свои наглые руки?

      – Не обижайся на этого придурка, – мягко произносит Эмиль, склоняясь ко мне поближе, – он просто третьи сутки без женщин. Я после восьми к нему даже выпить не захожу, боюсь, вдруг на меня накинется, а я совсем не готов к таким экспериментам! Так-то он неплохой парень. Только озабоченный.

      – Спасибо за рекламу, друг, – фыркает его приятель, – лучше расскажи сеньорите, сколь долгой и сладкой будет её агония в моей постели.

      Я только сильнее ежусь, склоняя голову так, чтобы волосы поглубже прикрыли лицо. Если… Если он узнает – я со стыда сгорю. А если это еще и разойдется по соседям – ох!

      Нет, вряд ли они меня вспомнят.

      Эрик Лусито, он же – просто Змей, тот самый хам, что меня схватил и не отпускает – успешный итальянский танцор, известен по всей Европе, роковой красавчик.

      Эмиль – вот этот вот светловолосый медведь, родился в Швеции, его семья там владеет сетью фитнес-центров. Тоже танцор, но завязал три года назад, сосредоточился на рестлинге, как сам говорил, “танцевал только для своей бабушки”. При его развороте плеч можно позволить себе быть сентиментальным, посмеяться над этим осмелится только человек, у которого давно не было сотрясения мозга и он очень соскучился по этому состоянию.

      С ними все понятно. Два молодых самца, от которых даже сейчас веет сексом так, что в этой маленькой кабинке лифта слишком жарко только от моих мыслей. В их постели за месяц бывает столько женщин, сколько у меня – рабочих часов в неделю. Будут они запоминать ту, с которой ни один из них так и не переспал!

      Вспомнят они меня, как же.

      Тем более – сейчас у меня родной цвет волос, от рыжины, такой любимой мной в безбашенные, наполненные латиноамериканскими танцами девятнадцать, я избавилась, сценического макияжа нет, а он очень сильно накладывал отпечаток на восприятие моего лица. Меня вне сцены не узнавали даже те, кто следил за моей танцевальной карьерой.

      Я сейчас мышь. Серая. Блеклая. И все-таки мне страшно что узнают. Настолько, что путь между этажами занимающий секунды две кажется мне вечностью.

      Когда двери лифта наконец все-таки разъезжаются и я пулей вылетаю наружу. На Алинкин этаж.

      – Настена, ты будто привидение увидела, – замечает Алинка, встречающая меня в своей