ИнтернатовскаЯ. Повесть. Ольга Брюс

«тряпки» закинула на печь.

      – Горе луковое, – сказала вслух, выходя в кухню.

      – На, бери, – откуда ни возьмись, перед девушкой возникла Валя. С улыбчивым видом и заплаканными глазами ребёнок протягивал платье, похожее на кукольное. – Дарю.

      – Что это? – ноги Маши вросли в деревянный пол. Глаза широко распахнулись. Сердце заклокотало так сильно, что Маша услышала стук в голове. – Это же твоё платье…

      – Бери, мне не жалко.

      Детская наивность и природная манера сиюминутно забывать о плохом растрогали Машу. Некогда переполненная ненавистью и злобой к этому беззащитному маленькому человечку Мария не смогла подавить в себе эмоции. Подхватив девочку на руки, крепко обняла её и зарыдала.

      – Прости, сестрёнка. Прости меня.

      Не понимая происходящего, Валюшка также обняла Машу за шею и заплакала. Сидя за столом, Митя наблюдал за сёстрами и молчал. Вот оно как, помирились. И слава богу. Тряпки – дело наживное, а родственные отношения беречь надо. Вспомнив о своей сестре, мужчина поднялся и медленно вышел во двор.

      – Ну всё, хватит, – успокоившись, Маша отпустила сестру. – Очень прошу, не бери больше ножницы.

      – Ага, – Валя сунула в руки Маши платье и убежала за отцом на улицу.

      Положив наряд сестры на место, Мария поняла, как глупо поступила, обидев девочку.

      – Нет, я свою дочь буду воспитывать по-другому. Никогда не буду наказывать.

      Глава 10

      Снимая рабочий халат, Ирина торопилась домой на обед. Настроения никакого, из рук всё валилось. Не обращая внимание на доярок, женщина переобулась и двинулась к выходу.

      – Ирка! – кричала Афанасьевна, догоняя Ирину. – Ты чего сегодня такая?

      – Какая? – не поворачивая головы, спросила женщина.

      – Сама не своя. Хмурая, – поравнявшись, Афанасьевна замедлила шаг. – Дома чего, аль не?

      – А тебе-то что?

      – Из-за Митьки, что ли? – ухмыльнулась доярка, поправляя косынку на затылке. – Это всё от зависти, точно тебе говорю. Бабы так зыркали на него и обсуждали, что мужик не выдержал. Слабоват он у тебя.

      – Ничего и не слабоват, – фыркнув, Ира прибавила шаг. – Такой, как и все ваши.

      – Не скажи. Мой Михайло смолоду до самогону охочий, да и Варькин тоже. А что говорить, половину деревенских любят это дело, – щёлкнув двумя пальцами по шее, утверждала Афанасьевна. – А твой – ни-ни. Но, видать, бабские пересуды накликали сглаз, вот и балуется он у тебя уже с годок. Жалко, хороший мужик был.

      – Не был, а есть! – раздражительным голосом сказала Ира.

      – Слыхала я, Машка вернулась на каникулы. Бабы говорят, вымахала за год – не узнать. Девка красивая, видная, – искоса взглянув на собеседницу, Афанасьевна не скрывала издевательской ухмылки. – Ой, а помнишь, как в Берёзовке молодуха с отчимом сбежала? У-у, ему-то что, связался с сорокалетней, а самому чуть больше двадцати. Хм, вот так вырастишь девку от первого мужика,