Земля святого Николая. Татьяна Алексеевна Коршунова

Дверь боязливо отворилась, и заглянул Владимир с чёрной шкатулкой в руке. Отец вытянул раздвоённый ложбинкой подбородок:

      – Что?

      – Всё.

      На стол хлопнулась пачка ассигнаций. Вторая, третья. Четвёртая! Фёдор Николаевич перестал морозить глазами мрачное лицо сына – и посмотрел на серые кирпичики.

      – Владимир! И всё ассигнациями? Сколько же здесь?

      – Сто двадцать пять тысяч.

      – Это что?..

      – Задаток. Вам остаётся купчую составить.

      – Володя! – отец поднялся, обошёл стол и обнял сына. – За такие деньги!.. Как ты смог?..

      Словно деревянного истукана обнял.

      – А сколько, по-вашему, должно стоить дедушкино имение?

      Фёдор Николаевич порвал бумажный ободок верхней пачки и стал перелистывать ассигнации – новыми серыми двухсотками. Владимир стоял напротив, скрестив руки на груди.

      – Задаток, говоришь… И кто же дал за наше имение такую сумму?

      – Некий граф. Будрейский.

      – Будрейский? Не слышал… Твой знакомый?

      – Нас представили друг другу в доме графини Строгановой. Этот Будрейский узнавал о покупке имения подальше от столицы. Раньше я его не видел. Или познакомиться не доводилось. Вы наказали не продешевить – а он предложил сто шестьдесят тысяч.

      – Ай да сын! Впервые я тебя хвалю.

      Было б за что, папенька…

      Теперь надлежало как-то оповестить сестёр. Они ждали в гостиной. Ольга на диване пачкала маленькие ноздри вербной пыльцой букета.

      – Наше Первино покупает граф Будрейский, – Владимир переступил порог, глядя на нос своей замшевой туфли.

      Евдокия, лицом к окну, в тёмном майоликово-синем платье, накручивала на палец кисточку чёрной кружевной косынки:

      – Какая разница, кто. Кто бы ни был – я заранее ненавижу его.

      – Когда он приезжает? – спросила Ольга.

      – Обещался… одиннадцатого мая.

      – Одиннадцатого – мая! – Евдокия повернулась от окна. – В день смерти дедушки!

      Она выбежала из комнаты. За нею – сестра. В спальных покоях хлопнула одна дверь, другая. И гостиная опустела – с букетом вербы на гобеленовом диване.

      Будто второй раз похоронили дедушку. В утешение оставалось полмесяца прощания с Первином.

      Глава III

      Что это был за день! Одиннадцатое мая. Этот день шесть лет тому назад отнял дедушку, а теперь собирался выкорчевать последнюю память о нём. В этот день лучше было не просыпаться.

      С тех пор как дедушки не стало, Евдокия привыкла ходить в Первино одна. Летом гуляла в парке или сидела на террасе. Зимой отпирала дом и бродила по безлюдным комнатам. В библиотеке перелистывала старые книги, которые вьюжными днями дедушка читал ей, Владимиру и Ольге в гостиной. И вот теперь – это чужая земля. Чужой дом. Но как принять это, когда знаешь там каждую травинку? Знаешь, что на лужке от сада к речке любит расти гусиная лапка, а под яблонями у ручья – манжетка. Теперь этих яблонь рукой не коснуться, на камень у речки не ступить. Мир стал тесным, своего-родного осталось слишком мало – а на дедушкин