Земля святого Николая. Татьяна Алексеевна Коршунова

где стоял маленький стол с белой скатертью и колпачками салфеток на тарелках. Закрыли двери.

      – Я не сяду за стол со слугой! – зашептала Мария Аркадьевна.

      Посовещались.

      Фёдор Николаевич приоткрыл дверь в гостиную – подозвал Ольгу.

      – Испробуйте нашу наливку, – Владимир подвёл Будрейского к столику с графинами. Камердинер следовал за графом, как хвост за кометой Галлея.

      Тонкая струйка потекла из узкого горлышка в один, второй бокал. И третий… Для кого? Для слуги! Из рук самого князя Владимира Превернинского! Гусарские усики скривились: пошалим-ка над папенькиными нервами. Да Степан-то Никитич «поперёд батьки» наливкой баловаться не стал. Понюхал только, как лис. Хорошо, Фёдор Николаевич с княгиней за дверью не увидели.

      Вернулась Ольга. Подошла к Будрейскому:

      – Excusez-moi, monsieur le comte. Vos serviteurs déjeunent-ils toujours à la même table que vous?4

      – Oui, mademoiselle5.

      – Dans notre maison, des usages sont différents. Si vous permettez, notre camériste va accompagner votre valet de chambre à la cuisine.6

      Кажется, камердинер не понимал по-французски. У этого графа могло быть всё, что угодно.

      Стол накрыли не в большой столовой, а в соседней с гостиной угловой комнате – малой обеденной. Граф Будрейский сидел в торце против Фёдора Николаевича, как почётный гость. По обе руки от него – Евдокия и Ольга. Папенька казался исполином. Смотрел так, словно его изваяли из римского бетона: с тремя бороздками меж сдвинутых бровей, с неулыбчивым ртом. Пепелил изящного графа вежливыми вопросами:

      – Скажите, Арсений Дмитриевич, как вы находите наше Первино?

      – Ваше Первино, – поправила княгиня.

      – Благоприятное место, – ответил Будрейский. – Тихое. С поэтичными пейзажами.

      – Вы оценили его довольно дорого, – заметил Фёдор Николаевич. – И не пытались торговаться?

      – Я не хочу копить деньги. Я хочу писать стихи.

      – А о чём вы пишете? – поинтересовалась Ольга.

      Граф глянул из-под медных ресниц на Евдокию, чуть улыбнулся:

      – Настанет день – и русский свет

      Предстанет лучшими из лучших.

      Ученья ниспадет запрет –

      Не упусти часов досужих.

      Священной властью этикет

      Прольется ключевой водою,

      Россию защитит от бед

      Крестьянка с княжеской красою.

      Красой ума, красой души,

      Письма несорным, чистым слогом…

      – Прошу вас. Довольно, – попросила Мария Аркадьевна.

      – Дамам трудно понимать суть вашей поэзии, – Владимир подмигнул сидящей рядом Ольге. – Вы, граф, кажется, проповедуете свободу, равенство и братство?

      – Уважение.

      – Извольте растолковать, уважение кого и к кому, – вилка и нож скрестились на тарелке главы семейства.

      – В нашем отечестве имеющим власть часто не достаёт вежливости. Многие из нас вышли из крестьян, но уважать достоинство ближнего за века не научились. Я за то, чтобы начать учить благонравию с низов. И запретить законом грубость и подобную вседозволенность в обращении с человеком.

      – Вы

4

Простите, господин граф. Ваши слуги всегда обедают с вами за одним столом? (фр.)

5

Да, сударыня (фр.)

6

В нашем доме иные порядки. Позвольте, наша горничная проводит вашего камердинера на кухню. (фр.)