Порча. Максим Кабир

весили тонну.

      – Что здесь, деда?

      – Книги из кабинета новенькой училки. Я Нинке грю: выбросить их к чертям. Кто их читать станет? Крысы? А она: нет, казенное имущество! Сволоки вниз!

      Нинка – это завхоз школьный.

      Под тяжестью ноши Курлыка занесло на повороте.

      – А тут крысы есть? – спросил он с деланым безразличием.

      – Был залетный пацюк. Я вживую не видел, токмо помет. Говно – по-нашенски. Зимой травил…

      Дед отворил желтую дверь и спустился по лестнице. Через полминуты зажегся свет.

      Курлыку не шибко нравился подвал трудовика, где как-то на уроке Рязан и Желудь сунули его пальцы в слесарные тиски. Но подвал под подвалом не понравился совсем. Особенно трубы, прикидывающиеся рептилиями. И что-то распыленное в темноте. Запах… церкви?

      «Как бункер в компьютерном шутере», – подумал мальчик.

      – Кидай их вон, на кучу.

      Курлык сгрузил мешки у облезлого шкафа.

      Дед стоял, руки в карманы. Подняв голову, Курлык увидел, что дед смотрит на него. Пристально смотрит – и лицо у деда желтое, будто та железная дверь, а глаза – холодные, будто цементный пол.

      – Чего? – осторожно спросил Курлык.

      – Вань. – Дед странно сморщился, оттопырил губы, гримасничая. – Вань, ты слышал про пионеров-героев?

      – Слышал.

      Во мраке заухало.

      – Деда, может, пойдем?

      Старик проигнорировал здравое предложение.

      – Дверь прикрой, – сказал он. – Покажу кой-чего.

      Взбираясь по ступенькам, Курлык представлял волосатых пауков и жирных слизней. Тяжелая створка заскрежетала петлями. Грохнула о дверной короб. Курлык оглянулся. Дед исчез.

      – Ты где?

      – Тута, – раздалось из недр подвала. Посетила шальная мысль: это не дедушка говорит.

      «Ну да. Пауки это тебя заманивают в ловушку, дурачок».

      Курлык пошел на голос. Дед стоял у стены, спиной к мальчику. Курлык прикинул, что вверху, над ними, туалеты для девочек на первом и втором этажах западного крыла.

      – Пионеры – герои, – сказал дед, – совершили подвиг. Умерли, значится, за Родину. Ты бы за Родину умер, Вань?

      – Н-наверное…

      – Этого не надо бояться. Это не простая смерть, где подох и сгнил. Это сразу ты оживаешь. Как Христос. А что оно больно сперва – так из той боли и получается победа.

      Дед отошел в сторону. В опущенной руке он держал аккумуляторный гвоздезабиватель. Выпив, дед позволял внуку брать желтую штуковину – Курлык воображал, что уничтожает полчища некроморфов.

      – Ты поймешь, – ласково сказал дед.

      На стене расплескалось Лицо. Рисунок из темных прожилок, из пятен влаги.

      Курлык съежился. Взор черных глаз прожигал насквозь. Хотелось перестать дышать – мальчик надул щеки. Нечто подобное он ощущал на флюорографии: боязнь облучиться, скукожиться под воздействием рентгеновских лучей, заболеть раком.

      Мозолистая ладонь легла на плечо. Дед очутился позади. Массировал тонкие косточки внука.

      – Родину нужно спасать, Вань. Как в сорок первом. Родина погибнет без нас.

      Кожа Курлыка засвербела под короткими волосами