Порча. Максим Кабир

мусор!

      «Согласно распоряжению, в школе должны быть элементы разрушения…»

      Костров помассировал глазные яблоки, вчитался:

      «…должны быть: элементы разрушенной кирпичной стены, траншея, ров…»

      Он скользнул взглядом по папкам в шкафу, по сейфу и почетным грамотам районного управления образования.

      Вся школа была сплошным элементом разрушения. С директором во главе. Крыша протекала. Стыки плит потемнели над кабинетом биологии. Родительский комитет скинулся на еврорубероид, который оказался самоклеящимся, а значит, надо выравнивать поверхность битумом.

      И разве только это?

      Первый класс набирали буквально по крохам, обхаживали родителей, сулили счастье. Набрали в итоге тринадцать малышей – в два раза меньше, чем во второй школе.

      Комиссия желала видеть рвы и траншеи, но у Кострова элементарно не было военрука. Не отказался бы он и от системного инженера и дворника.

      А физика! Физику вела Мария Львовна Боброва, она же Бобриха, высшая квалифицированная категория, ветеран труда. Но Бобрихе шестьдесят девять – над ней дети потешаются, дисциплина нулевая. Всюду таскает Библию, не ровен час впадет в маразм и вместо закона Архимеда станет преподавать семиклассникам Закон Божий.

      Завуч критикует новенькую, Крамер, мол, не соблюдает дистанцию, хочет в классе сойти за свою. А на Крамер надобно молиться, что горбатится за копейки.

      В директорскую без стука вошла завхоз, энергичная, боевая тетка.

      – Свет моих очей, – сказал Костров, – я вас уже боюсь.

      – Правильно делаете.

      – Что еще?

      – Крыша.

      – Да знаю я…

      – Не знаете. Крыша в оранжерее прохудилась.

      Костров закатил глаза к потолку.

      – Что я сделал? Убивал людей в прошлой жизни?

      – Игнатьич залепил куском линолеума. Но дожди пойдут – все на пальмы. Не нужно будет поливать.

      – Хорошо. – Костров чиркнул в ежедневнике. – Я проконтролирую.

      Капитальный ремонт заложили в бюджет на двадцатый год, но профинансируют ли?

      – Завтра, – сказала завхоз, – встреча депутатов с населением. В актовый зал требуются дополнительные стулья.

      – Организуйте.

      Не успела завхоз уйти, появился очередной гость – Мачтакова, сухопарая, остриженная ежиком женщина в спортивном костюме, с болтающимся на шее свистком.

      – Вита Георгиевна? Если по поводу денег – денег нет. Но вы держитесь.

      Физрук прикрыла дверь, заглушая голоса из приемной:

      – Я не про деньги.

      Костров сцепил пальцы замком, вопросительно изогнул бровь.

      – Вы давно с Тилем разговаривали? – спросила Мачтакова.

      – С Сан Санычем? – Костров порылся в памяти, разгребая отчеты и бланки. В последние дни он видел трудовика мельком, на педсовете. – Давненько. А что?

      – Да чудной он какой-то. Я сегодня проходила мимо его кабинета. Слышу, дети его зовут и хихикают. Заглядываю, он сидит за столом, как будто спит с открытыми глазами. Дети ему кричат, а он