Вечер и утро. Кен Фоллетт

вместе, скрестите впереди.

      Когда и это поручение было выполнено, Эдгар воткнул заостренную палку в запястье мертвеца. Пришлось использовать топор как молоток, чтобы добиться желаемого. Кровь почти не текла, сердце разбойника остановилось уже давно.

      Эдгар проткнул концом палки второе запястье мертвеца. Теперь обе руки были надежно скреплены, а тело прочно заклинили у ствола.

      Этот стервец будет висеть, пока не сгниет, думал Эдгар.

      Но другие воры, должно быть, вернулись за товарищем – утром тела уже не было.

* * *

      Несколько дней спустя матушка послала Эдгара в деревню одолжить отрез прочного шнура на обвязку порвавшихся башмаков. Среди соседей одалживаться было принято, вот только ни у кого не нашлось отреза нужной длины. Впрочем, матушка не зря поведала историю о набеге викингов дважды – сначала в доме священнослужителей, а потом в таверне: местные, конечно, не торопились считать новоприбывших своими, однако в Дренгс-Ферри многие теперь сочувствовали бедам семейства, вынужденного покинуть Кум.

      Стоял ранний вечер. На скамьях возле таверны собралась небольшая компания, попивавшая эль из деревянных кружек в лучах закатного солнца. Эдгар до сих пор не попробовал местный эль, но посетителям таверны тот, похоже, нравился.

      Он уже успел перезнакомиться со всеми жителями деревни и потому узнал собравшихся. Настоятель Дегберт беседовал со своим братом Дренгом. Квенбург и румяная Беббе прислушивались к разговору. Рядом сидели три другие женщины – Леовгифу, иначе Лив, мать Квенбург; более молодая Этель, вторая жена или, может быть, наложница Дренга; и Блод, рабыня, наполнявшая кружки из кувшина.

      Когда Эдгар подошел ближе, рабыня повернулась к нему и спросила на ломаном англосаксонском:

      – Хотеть эль?

      Эдгар покачал головой.

      – У меня нет денег.

      Остальные воззрились на него, и Квенбург с усмешкой сказала:

      – Зачем ты пришел в таверну, если не можешь позволить себе кружку эля?

      Очевидно, она все еще злилась на то, что Эдгар отверг ее приставания. Сам того не желая, он нажил себе врага. Юноша мысленно застонал.

      Обращаясь ко всем сразу и словно не услышав язвительных слов Квенбург, он негромко проговорил:

      – Мать просит одолжить отрез прочного шнура на починку обуви.

      – А чего сама не сделает? – не унималась Квенбург.

      Остальные промолчали.

      Эдгар растерялся, но отступать не спешил.

      – Мы будем признательны за одолжение, – произнес он, стараясь не скрежетать зубами. – И непременно вернем, когда встанем на ноги.

      – Если это когда-нибудь случится, – ввернула Квенбург.

      Лив недовольно фыркнула. На вид ей было около тридцати, значит, Квенбург она родила лет в пятнадцать. Когда-то она наверняка была хорошенькой, подумалось Эдгару, но сейчас выглядела так, будто выпила слишком много собственноручно сваренного эля. Правда, она оставалась достаточно трезвой, чтобы укорить свою дочь за грубость.

      – Добрые соседи так себя не ведут, девчушка.

      – Оставь