Атаман. Воевода. Новая Орда. Крестовый поход. Александр Прозоров

быть не может… не может быть. Ты шутишь со мной, да?

      – Я всегда говорю, что есть. Что я чувствую, вижу. Знаю, людям это не нравится… моя сестра потому и погибла, а я вот пришла… явилась из наших лесов…

      – Пришла отомстить? – тихо уточнил Вожников.

      – Да.

      Молодой человек взял Серафиму за руку:

      – Так ты не ответила толком! Вернусь яд омой? Ну! Говори же! Вернусь?

      – Нет. Никогда.

      Глава 7

      Купи веник!

      Пока Вожников терял последнюю надежду в жарких объятиях юной волшбицы, на другом конце Белоозера, ближе к детинцу, еще с вечера произошли некие события, повлиявшие на дальнейшую судьбу Егора не меньше, чем встреча с Серафимой.

      На огороженной высокой оградой усадьбе, не очень большой, но и не малой, в просторном, выстроенном на подклете доме, в топившейся по-белому горнице, расположившись на приставленных к неширокому столу скамьях, играли в шахматы двое мужчин. Один – дородный, осанистый, с густой светло-русой бородой и добрым широким лицом – был одет в длинный кафтан доброго немецкого сукна, из-под которого выглядывала красная шелковая рубаха – признак явного богатства и положения в обществе, о чем также свидетельствовали и сафьяновые – в сборочку – сапоги, и отстегнутая от широкого пояса, небрежно брошенная на лавку сабля, и драгоценные перстни на пальцах обеих рук.

      Напарник его, одетый по-домашнему просто – в холщовое полукафтанье с шелковой плетеной тесьмой – обликом, скорей, походил на монаха или на человека, не придававшего своей внешности особого значения, что по тем временам явно смахивало на вольнодумство, хотя, конечно, совсем-то на смердов походить не пристало – за тем и шелковая тесьма, и в изящных недешевых ножнах кинжалец. Аскетичное лицо, смуглое и худое, тонкий, с едва заметной горбинкой, нос, густые – вразлет – брови. Глаза насмешливые, темно-карие, узенькая черная, с проседью борода. Тонкая рука тронула ладью, переставила, дернулись в улыбке тонкие губы:

      – Мат тебе, Иване Кузьмич!

      Дородный бородач озадаченно поскреб в затылке:

      – Ох и умен ты, Ларион, ничего не скажешь! Нет, чтоб сноровку-то мне проиграть…

      – Так ты же, господин воевода, тогда первым меня презирать будешь.

      Иван Кузьмич замахал руками:

      – Да пошутил, пошутил, полно тебе! Еще партейку?

      – Охотно. Сейчас велю слугам кваску принесть. Печь-то натопили нынче изрядно.

      – Да и хорошо ж, Ларион Степаныч! – воевода довольно потер руки. – Жар костей не ломит, а тепло завсегда лучше, чем холод. Чай, не в сарацинских странах живем.

      – Ты, как всегда, прав, Иване Кузьмич.

      Поднявшись на ноги, Ларион подошел к двери, отворил, выглянул:

      – Эй, Прошка! Квасу нам спроворь, живо. Да заедок не забудь.

      Распорядившись, Ларион Степаныч подошел к стоявшему на широкой лавке ларцу, оглянулся:

      – Расчеты сейчас велишь делать?

      – А, давай сейчас, – зевнув, воевода махнул рукой. – Поздно уже, скоро к себе, в детинец, поеду… хоть у тебя в гостях и хорошо. В самом деле хорошо, Христом-Богом