Последний апокриф. Роман-стёб. Семен Злотников

с жизнью расстался – даже не пикнул.

      Облизнувшись, Луиза жадно припала губами к артерии бедного таможенника…

      56.

      Из жития Луизы, неверной суженой Джорджа…

      …Юная и прелестная жена Джорджа родилась в 1321 году на Юге Франции, в местечке Памье, что по соседству с Тулузой.

      И по прошествии лет и столетий Луиза любила вспоминать ни с чем не сравнимый покой и уют материнского чрева и поистине ослепляющую резь в глазах при появлении на свет.

      Между тем, в душном и мрачном каземате святой инквизиции света, по определению, быть не могло – так что правильнее говорить, что одна из величайших колдуний всех времен и народов явилась однажды миру в слабом мерцании фитилька, едва тлеющего в топленом сале зверски забитой свиньи.

      И, конечно же, она никогда не забывала самых первых слов, которыми встретил ее этот наш мир: сожечь эту ведьму!

      (Возможно, впрямую сие к нашему повествованию и не относится, но года не проходило, чтобы Луиза в день своего рождения не навестила в аду обладателя того ледяного голоса, коим было произнесено "сожечь эту ведьму!" – папу Иоанна ХХII, и самолично бы не подкинула дровишек в вечный костер, на котором тот жутко горел!)

      Луизу растила грязная шлюха Мадлен, которой младенца подкинули на рассвете.

      После, под пыткой Мадлен признавалась:

      – Только я, значит, поутру отправилась с кринкой за молоком, и только я, значит, приотворила входную, скрипучую дверь, как сразу за пыльным порогом и обнаружила кроху!

      У нее у самой, с дикими воплями припоминала она, было сорок своих детей от сорока проходимцев (по любому, получалось, Луиза была сорок первым ребенком!).

      – Но тогда поутру, – визжала старая шлюха, обутая в испанский сапожок, – я подумала, мол, один черт, где сорок – там сорок один!

      (К слову, по тем временам за одно упоминание черта полагался костер – однако сожжение Мадлен почему-то заменили жизнью.

      Сам папа Иоанн ХХII сформулировал приговор, дословно: "Казнить еретичку медленным угасанием путем бездарного доживания!"

      Самые бывалые члены суда были шокированы изощренной жесткостью папиного решения!)

      Крошка-ведьма, уместно сказать, росла в тесноте, но зато не в обиде.

      Обижаться она не умела, а когда было надо – сама обижала.

      В три года Луиза выглядела на восемнадцать, так что Мадлен со спокойной душой отвела ее на Панель.

      Панель в Памье, в те еще времена, располагалась у старой мельницы дядюшки Ришелье (предка и прямого родственника того самого знаменитого Ришелье!).

      Это спустя пятьсот лет, то ли в 1798-м году, или в 1801-м, свидетельства расходятся, Панель передислоцировали к западной стене городской ратуши, а тогда, в преддверии Эпохи Возрождения, там, по традиции, кучковались картежники, кидалы, карманники, мелкие аферисты, пропойцы и курильщики опиума, да потная, обглоданная вшами солдатня, промышляющая войной.

      Понятно, им всем после ратных трудов хотелось чего-то еще – мягкого и податливого!

       И все мы желаем чего-то еще – вот что нас губит и украшает!..

      На