Последний апокриф. Роман-стёб. Семен Злотников

не годится! – продолжил Конфуций, спустя еще полтора часа. – А, с другой стороны – как не жрать?..

      – Душа этой рыбы со мной говорила, – тоже помолчав, с грустью признался Иннокентий.

      Попугай аж подпрыгнул: "Как, жареная душа?"

      – Душа – она вечна, – печально ответил человек, – даже когда она жареная!

      – Однако, пассаж! – аж подпрыгнул от удовольствия попугай…

      46.

      …И тут же Конфуций припомнил свой давний спор с Чан Кай Ши: "Душа, – бывало говаривал дед, – она или есть, или её нет".

      На что он, Конфуций, ему возражал: "Душа – она или есть, или – или…"

      Он, птица, именно так и говорил, а не иначе: "или – или!"

      Или могло означать что угодно:

      или кто-то её, в смысле душу, похитил;

      или она, к примеру, по собственной воле отправилась полетать;

      или, заигравшись, сама заползла подремать под кровать;

      или – вдруг спряталась в старом шкафу;

      или – растворилась в бокале вина;

      или – в солнечном зайчике;

      или– в капле дождя…

      Да мало ли!

      Говоря о душе, он, птица, в отличие от человека, был осторожен.

      Он мог сказать: или она есть, но никогда – или её нет…

      47.

      …Иннокентий молчал.

      Он то ли медлил с ответом, то ли, возможно, считал спор излишним.

      – Расскажи, наконец, чего тебе рыба сказала, Ю? – не выдержал попугай.

      – Что она в прошлой жизни была полководцем, – наконец ответил он.

      – И я в прошлых жизнях бывал, – возмутился и принялся перечислять Конфуций, – невольницей, палачом, евнухом, многодетной мамашей, министром финансов, рабом на галерах, философом, даже однажды ослом, – подчеркнул он особо, – но я никогда не сказал бы, что я несъедобен!

      Иннокентий Конфуция слушал вполуха.

      – Оглядись: все друг дружку едят! – продолжал попугай. – Кто не ест – тот ходит голодным!

      Иннокентий как будто внимал попугаю – на деле же в эту минуту у него перед глазами, подобно реке, протекала вся его жизнь, которой всего-то случилось тридцать три года!

      Неясные, противоречивые чувства томили его: действительно, очень хотелось есть, но, с другой стороны – есть воина не хотелось!

      И тогда Иннокентий мысленно искренно попросил у рыбы прощения.

      Тут же форель ожила, повиляла хвостом и скакнула в ручей.

      – Ты и это умеешь? – воскликнул Конфуций.

      Спустя мгновение, Иннокентий парил над водой с новой форелью в зубах – при этом глаза его хищно горели, а на острые камни с губ капала алая кровь.

      – Ну ты китаец! – растерянно пробормотал попугай…

      48.

      Из жития Иннокентия…

      …Не всегда Иннокентий летал и ловил форель на лету.

      Еще каких-нибудь семь лет назад, до встречи с Учителем Ши, он не летал, тем более не дробил камни лбом.

      Наш герой, по порядку, родился в далекой, глухой, небогатой таежной деревне Шампунь (не путать с Шампаньей во Франции,