Против Рубена Волфа. Маркус Зусак

выуживаю, потом вытираю остатки влажным полотенцем. Рвота воняет. Ненавижу запах блевотины.

      – Па?

      – Пап?

      Она вскидывает голову.

      – Пап, ты?

      И тут моя сестра принимается рыдать. Подуспокоившись, тянет меня опуститься на колени и внимательно смотрит на меня. Ладони мне на плечи – и еле слышно воет. Воет так:

      – Прости, пап. Прости, я…

      – Это я, – говорю я ей, – Кэмерон.

      – Не ври, – отвечает Сара, – не ври, папа.

      И слюна капает ей на голое тело над красной майкой, прожигая сердце. Джинсы впиваются ей в бедра, разрезая плоть. Даже удивительно, что нет крови. И то же самое с туфлями. Они оставляют глубокие укусы на лодыжках. Моя сестра.

      – Не ври, – еще раз говорит она, и я замолкаю.

      Я больше не вру.

      – Ладно, Сара, это я, папа, – говорю я. – Мы тебя отведем в постель.

      И, к моему удивлению, Саре удается встать на ноги и доковылять до комнаты. Я снимаю с нее туфли: еще секунда, и они отрезали бы ей ступни.

      Сара что-то бормочет.

      Слова барахтаются у нее на языке, а я сижу на полу, привалившись к ее кровати.

      – Так достало, – говорит Сара, – убиваться.

      Бормочет и бормочет, пока наконец медленно не проваливается.

      В сон.

      «Сон, – думаю я. – Он ей поможет».

      Последние слова Сары:

      – Спасибо, па… В смысле спасибо, Кэм.

      На этом ее рука бредет на мое плечо. И остается там. Я улыбаюсь: слабенько, как улыбается всякий, кто сидит и мерзнет, съежившись и скукожившись в комнате сестры, которая только что явилась домой с проспиртованными венами, костями и дыханием.

      Сидя у Сариной кровати, я размышляю, что с ней происходит. Зачем она так себя истязает. «От одиночества? – спрашиваю я. – От тоски? От страха?» Славно было бы сказать, что я понял, но вышло бы неправильно. Конечно, потому что я просто не понимаю. Все равно что спросить, зачем мы с Рубом ходим на собачьи бега. Мы ходим не затем, что не приспособленные или не вписываемся, или как-то там еще. Так есть, и все. Мы ходим на бега. Сара надирается. У нее был парень, но больше нету.

      «Хорош! – говорю я себе. – Завязывай про все это думать». Но почему-то не могу. Даже пытаясь думать о посторонних вещах, я все равно переползаю на мысли о других членах нашей семьи.

      Отец – сантехник, с которым несколько месяцев назад произошел несчастный случай, и теперь прекратились все заказы. Конечно, страховку ему за увечье выплатили, но зато он теперь сидит без работы вообще.

      Миссис Волф – убивается на уборке чужих домов, а еще нашла недавно работу в больнице.

      Стив – работает и до смерти хочет съехать из дому.

      Ну и мы с Рубом – малолетки.

      – Кэм?

      Голос Сары плывет ко мне на волнах бурбона, колы и еще какой-то смеси, затопляющих комнату.

      – Кэм.

      – Кэм'рон.

      И сон.

      И Руб.

      Он входит и тихо бормочет:

      – Ха!

      – Можешь смыть в туалете? – спрашиваю я.

      Руб смывает. Я слышу, вода вскипает