«А существует ли любовь?» – спрашивают пожарники (сборник). Эдвард Радзинский

с кухни.

      – Который час?

      – Одиннадцать.

      Она стоит и что-то молча высчитывает, шевеля губами.

      – Как ваш в розовых джинсах?

      – Я все понимаю по дороге. У меня даже есть теория на этот счет: когда движешься, становишься машиной, и, наверное, тогда и включается подсознание. Недаром – машинально от слова «машина»… Пока я шла домой, я установила, что оставила у вас кофту и что… как ни странно, нигде больше не было объявления о «певице». Оно висело только у моего дома. Поэтому, когда я увидела этого, в розовых джинсах, я совсем не удивилась: он оказался тем самым типом… который уже месяц торчит против моего окна, когда наступают сумерки.

      Он усмехнулся: – Значит, все-таки…

      – Пришлось побыстрее уносить ноги. А то у меня беда: если я нравлюсь человеку, а он мне понятен, я его начинаю доводить. А это не все терпят.

      И вдруг быстро направилась к окну.

      – Что?

      – Так… удостовериться… кое в чем… Сколько сейчас?

      – Четверть.

      – Ну, прощайте.

      – Прощайте.

      – Прощайте…

      Она медленно идет к двери, – Черт! Ах черт! – Она беспомощно садится, лихорадочно стучит зубами, – Только вы не бойтесь! – ее бьет озноб, – Это пройдет… Мне нужен горячий чай! – кричит, – Мне холодно!

      Он в панике хватает брезент и начинает укутывать ее.

      Она требовательно:

      – Мне холодно! Мне холодно! Мне холодно!

      – Сейчас… Сейчас…

      Он нелепо кутает ее в брезент. Она сидит, стуча зубами.

      – Я южный человек… Я не могу без солнца! Дрожь постепенно затихает.

      – Получше?

      Она вдруг, очень спокойно:

      – А вы не испугались! – усмехнулась, – Здорово! Обычно они боятся больных. Притом даже не то чтобы заразиться боятся, просто больной им неприятен. А вы первый, не испугавшийся моей странной лихорадки… Потрясающе! Знаете, у меня есть мальчик знакомый… и он, вместе с моей подругой Эрикой, навещал в больнице еще одну нашу общую подругу. Она лежала в психиатрической клинике. И мальчик ее полюбил. Потом девочка выздоровела – и люди расписались. Вы не представляете, что устроили они… И не потому, что они ее не знали или она им не нравилась. Нет, потому что девочка лежала в нервной клинике! Я часто задаю себе вопрос: откуда такое отвращение к страданию?

      Он усмехнулся и невзначай дотронулся до ее лица. Она тотчас вскочила.

      – Мне надо позвонить, – торопливо набирает номер.

      Звонок в комнате матери.

      Мать: – Алло…

      Она молчит.

      – Алло! Алло!

      – Это я.

      Мать кричит:

      – Где ты находишься? Я схожу с ума!

      Она молчит.

      – Ну, где ты? Ну, умоляю! Ты будешь отвечать?

      – Нет.

      – Ну, хорошо, только ответь: с тобой что-то случилось? Ну? Ну? Я умоляю!

      – Нет. Скоро буду! – Гудки в трубке.

      В комнате Матери.

      – Слава Богу! Где она?

      – У Эрики.

      – Что же