«А существует ли любовь?» – спрашивают пожарники (сборник). Эдвард Радзинский

к экзаменам… А ее каждый день с утра корова языком слизнула.

      – Сдаст. А не сдаст – ей семнадцать. Ей все равно хорошо.

      – Подожди, рассказывать я огурцы уложу как следует, – закончила укладывать огурцы, – Все! Начинай!

      – Значит, пришла. Какой-то болван орет в микрофон счастливым голосом: «Товарищи после тридцати! Наконец мы собрались вместе, желаем вам приятного вечера и веселых встреч!» Сижу. Рядом за столом шесть баб, одна краше другой, возраст соответственно. Думаю, пора сматываться. И тут подходит к столу…

      – Врешь!

      – Да нет! Красавец, лет сорок с небольшим, элегантный, с легкой сединой. Грустный! Ну, просто капитан!.. Мои бабоньки обмерли, а он… обращается – ко мне!!! Мимо всех!!! «Разрешите вас на танец пригласить». Я быстро лезу через пять пар ног. Пока лезла, увидела лица остальных… получила такое количество отрицательной психоэнергии – хоть в отпуск! Как я доползла до конца стола – не знаю. И говорю ему небрежно: «Ха!» И будто нехотя, с твоей ленцой иду с ним танцевать.

      – Ну! Ну?!

      – И вот тогда я испытала, что такое быть повелительницей! Что такое быть – тобой! Вот я во сне летала и правила машиной! Абсолютно то же ощущение! Начинает он со мной танцевать… Ну, танцуй…

      Они обе складывают огурцы в тарелку. Мать включает магнитофон в ее комнате. Подруга готовится к танцу; кладет руки на талию матери, но в это время стук двери – входит Она.

      – Здравствуй.

      – Здравствуй.

      – Ты собираешься проваливаться в институт, двоечница?

      Она, ни слова не отвечая, молча проходит к себе.

      Мать вслед:

      – Чтобы сейчас же сидела за учебниками.

      Она молча входит в свою комнату. Выключает музыку… Тишина.

      Подруга вопросительно смотрит на мать.

      – Бог с ней …

      Обе укладываются на тахту.

      – Продолжай рассказывать. Только не так смешно, а то у меня огурцы колышутся. Подожди, я все-таки их переложу.

      Она в своей комнате. Легла на кровать, включила магнитофон – на запись.

      Она:

      – Письмо второе, которое излагает все, что было до сегодняшней встречи… «На следующий день, после того как я увидела вас впервые, я позвонила вам. Но телефон молчал. Шел дождь. Она меня не пускала. Но я бросилась в дождь. Я примчалась к вашему дому, дом стоял на месте, дом был реальностью… На вашем этаже за лифтом я позвонила снова, но никто не ответил. Я звонила бесконечно, но телефон молчал. Я поднялась этажом выше и просидела там на подоконнике до вечера. Я боялась, что с вами что-то случилось. В одиннадцать я уехала домой. На следующий день все повторилось. Три дня по целой рабочей смене я провела на вашем подоконнике, чтобы увидеть вас на двадцать три минуты. За это время я успела полюбить ваш подоконник. Он выходит на юг, там всегда солнце, там можно читать книги, писать и иногда звонить вам. Когда мне становилось особенно хорошо, я звонила вам – просто так, от восторга… Зачем я приезжала? Мне, собственно, от вас ничего не нужно было. Лишь увидеть! И когда я увидела вас,