«Перо зимородка» и прочие тайны. Анна Сеничева

летает ночами?

      – Однажды я вроде видела пустой шпиль. Тарелки давай сюда… Правда, тогда сильно мело, могла и ошибиться. Хочу как-нибудь в полночь выйти и посмотреть, но все забываю. Сейчас немного не до того, по правде говоря.

      – Да уж вижу, сколько писем, – он смахнул листья со стульев и повесил пальто на спинку. – Приводишь дела в порядок?

      – Как умею.

      – Отлично ты умеешь, я знаю. Даже и сказать не могу, как рад вас обеих видеть. И рад, что твои беды-злосчастья наконец-то закончились, – он посмотрел на меня, склонив голову набок. – Ведь закончились?

      Я села, подвинув кипу бумаг.

      – Похоже, да.

      Отто устроился напротив, вытянув ноги. Помолчал, разглядывая дом.

      – Водосточный желоб протекает. Вон тот, с головой кабана… Гм, не стану спрашивать, как ты выкрутилась. Подозреваю, что сведения не для всех ушей. Что улыбаешься? – спросил он. – Да, секрет? Ладно, захочешь – расскажешь. Вы хотя бы с Гретой никого не пристукнули? Если требуется дать ложные показания, так я готов…

      – Оставьте свои мерзкие инсинуации при себе, господин Бернстайн.

      – Ну, я вряд ли поверю, что в этом таинственном деле прямо-таки обошлось без уголовщины, – заметил Отто.

      – Совсем без уголовщины не обошлось, тут ты прав. Но мы с Гретой противостояли ей как могли. Если коротко – мне помог счастливый случай, – я сняла кофейник с огня. – Так бывает.

      – Может, у счастливого случая имя есть? – улыбнулся Бернстайн.

      Я косо глянула на него, хотела улыбнуться в ответ, но как-то не вышло. На стол упало несколько капель – это из-за леса выползла туча и встала над крышами дома. Каменные совы помрачнели и насупились.

      Имя?

      Да, у моего счастливого случая было имя. А также фамилия и звание – кажется, старший советник юстиции. Все время путаюсь в этих классных чинах…

      – Я к тому клоню, – продолжал Бернстайн, – что это может быть, например, твой друг? Или тайный воздыхатель?

      – Из друзей у меня, как оказалось, только ты. А все воздыхатели, как тайные, так и явные, испарились в ходе процессов о банкротстве нашей семьи. После первых же заседаний исчезли. Как тьма на рассвете.

      – Ну так вроде опять материализовались, – Бернстайн кивнул на письма. – Вон те две фамилии я точно помню.

      Сверху лежала пара конвертов со столичными почтовыми штемпелями. Имена отправителей под каплями дождя смазались, размылись, и скоро остались только поблекшие каракули. Я взяла оба письма, покрутила в руках. И бросила в костерок.

      – Сурово, – заметил Отто.

      – Какой в них прок? Дешевые письма дешевых людей… Видишь, даже на растопку не годятся. Грета, ты идешь?

      – Минуту! – донеслось из дома.

      – Может, ты и права, – заметил Отто, глядя, как тощее пламя обгладывает бумагу. – Да, чуть не забыл… Поблагодарить тебя хотел.

      Я сделала удивленный вид.

      – Ладно, будет прикидываться… Какой-то неизвестный благодетель