Виноватых бьют. Сергей Кубрин

пахнет смертью. Обязательно приходит и всегда заканчивается. Мог признаться, что не любит. Отставить нежность, товарищ майор.

      Достал, прицелился.

      Слились в одно мушка и целик. Дышать спокойно, расслабить подушечку пальца. Указательный на спусковую скобу. Ну же, давай. Предохранитель не позволил. Громко булькнул камень, на чёрной воде расплылись ровные белые круги. Жизнь продолжилась.

      Иваныч сказал, что труп без криминала – можно собираться.

      Время полтретьего ночи. Ни туда ни сюда. В кабинете холодно, батареи в спячке.

      Покурил в форточку, распечатал протоколы. Пистолет глубоко дремал. Тихо, мирно, спокойно.

      «У меня выезд, – написал, – люблю целую». Без запятой.

      Тыкнул на стрелку, сообщение улетело.

      «Ептв…» – зарядил Гоша. Он перепутал чаты и, должно быть, разбудил жену. А нежность была адресована вечно не спящей Аллочке – неродной, но любимой женщине.

      – Ну всё, теперь точно кранты, – сказал вслух, и дежурный ответил:

      – Не каркай. Всё под контролем. До утра продержимся, а там новая смена.

      Пиликнул телефон.

      – Ну вот, пожалуйста.

      Залепетал приветственной речью, открыл журнал учёта. Ничего серьёзного: какая-то бдительная гражданка сообщила о подозрительных лицах на лестничной площадке. Решили отправить наряд ППС. Разберутся.

      – А мне что? – спросил Гоша, не сводя глаз с яркого экрана смартфона.

      – Карета подана. Езжайте, я пока тут…

      Прыгнул в «Газель». Ехали на Батайскую. Известная окраина, раздолье беспредела. Водила рассказывал, что в соседний отдел пронесли взрывчатку, а «нарядный» сержантик просмотрел. Якобы учебные мероприятия, но всё равно теперь накажут. Ещё говорил, что скоро сдавать нормативы по физкультуре и огневой подготовке – никто не справится, и всех лишат ежемесячной надбавки за напряжённость.

      – Как обычно, – поддакивал Гоша, и не расставался с телефоном. Жена молчала: либо спала, либо думала, что с ним таким делать. Он сам переживал. Никогда ведь не отчитывался, куда поехал и поехал ли. А здесь и «люблю», и «целую», ну разве мог такое сказать – жене.

      – Кулак, ты женатый? – спросил водителя.

      – А то ж, – усмехнулся Кулаков, – второй раз, детей – три штуки.

      Гоша кивнул. Наступит утро, вернётся домой, и, конечно, супруга скажет – развод, не обсуждается. Жить в одиночку не сможет, пробовал – не получилось. Придётся Аллочке делать предложение. Аллочка, может, и красивая, и вся такая невозможная, но жениться… это значит видеться каждый день, объясняться, чувствовать, терпеть.

      Да и как он женится. На Аллочке-то.

      – Какой номер? – спросил водитель, двигаясь по ошибочным указателям навигатора.

      Нашли.

      Моросил сучий дождь вперемешку со снегом. Осень старела, и вот-вот была готова проститься.

      Участковый ждал возле подъезда. Нехотя протянул руку, даже не представился. Три маленьких звёздочки на погонах уныло блёкли под тяжестью служебного долга.

      – Только по-быстрому, хорошо? У меня работы туева хуча…

      Поднялись