Виноватых бьют. Сергей Кубрин

Жарков, – личные дела.

      – Личные, – повторил Тайх, – личные, приличные.

      – Значит, не знаешь ты Глазика?

      – Никто не знает. Нет у нас таких.

      Утро не наступило, но Жарков уже стоял напротив отдела и не решался войти.

      Не поздоровался помощник дежурного, и замкомвзвода ППС прошёл мимо. Промчался тыловик, спешащий на смену, не поднимая головы. Жарков крикнул что-то вроде «здаров», но ни первый, ни второй, ни какой-то по счёту не ответил.

      «Не здоров», – подытожил и всё-таки зашёл внутрь.

      Иваныч закрыл оружейку.

      – Я тут это, – оправдывался Гоша, – пострелял немного.

      Безо всяких там, как будто в порядке, Иваныч кивнул.

      Нормально будет, хули нам.

      Остановился у КАЗа – камеры административно задержанных.

      Есть. Так точно. Никак нет.

      Присмотрелся, убедился – да.

      – Привет, начальник, – просипел Глазик и шмыгнул.

      – Чего тут?

      – Да чего, блин. Мусора загребли. То есть… замели меня, в общем.

      Маленький, недобитый, щекастый.

      – Ну, так вот получилось. Шёл себе шёл, никого не трогал. Ну, выпивши. Что ж теперь, нельзя? Я свободный гражданин. Что хочу, то и делаю.

      – Мать в курсе? – спросил Жарков, не понимая, зачем спрашивает.

      – А что мать? Я говорю, свободный. Большой, взрослый и независимый. Хочу – туда пойду, хочу – обратно. Хочу – вообще останусь тут, и буду.

      Несло свистящим запахом чужой пропитой жизни.

      – А ты это, начальник, ты меня можешь выпустить? Выпусти, а? Если не в падлу. Я нормально буду. Ты же знаешь. Я вообще нормальный.

      Жарков не сомневался, кто нормальный, а кто нет. Остановил проходящего постового.

      – Как тебя там… Подойди.

      – Да, товарищ майор, – вытянулся по стойке смирно.

      – Ты скажи. Кто-нибудь сидит в камере?

      Сержант уставился на Глазика, тот на сержанта.

      – Ну ты, начальник, даёшь, – хохотал бедолага, – ты чего городишь?

      – Сидит, спрашиваю? – повысил голос.

      – Сидит, – подтвердил постовой, – задержали за распитие.

      – Фамилия?

      – Младший сержант Зазуля!

      – Фамилия?! – рявкнул Жарков, и сержант, осознав и попросив разрешения, помчался за журналом доставленных.

      – Вот те раз, начальник. Ты чего ли думаешь, я тут отсутствую? Ой, – запел несчастный, – всё, заработался.

      Изгалялся как мог.

      – Я говорю – свободный и довольный, хочу тут, хочу не тут. Хочу летаю, хочу ныряю. Два браслета, три кастета. Ни привета, ни ствола.

      – Ну? – бросил Жарков постовому.

      – Сейчас-сейчас, – суетился сержант и листал страницы, – не могу найти, сейчас. Точно есть, записывали. Должны были записать.

      Со словами «доложишь по результату» Гоша махнул вверх по лестнице и закрылся в кабинете.

      Признать себя – значит продвинуться на пути к выздоровлению.

      – Нужно понять, Георгий, что таких, как вы, гораздо больше, чем кажется.

      – Каких – таких?

      – Таких вот… не таких, –