Виноватых бьют. Сергей Кубрин

за сроками давности.

      – Ладно, – сдался Лёха, – пойду.

      Иди, конечно, подумал оперативник, нужен ты мне в моём же кабинете. Без тебя как-то служил, и ничего. Он скоро достал раскладушку и, уткнувшись в старый засаленный матрас, отключился. Никому не хотелось (слу)жить, но каждый почему-то (слу)жил.

      Чужая женщина

      Позвонила дочка и спросила шёпотом, но с предъявой:

      – Ну ты чего, где? Она дома, приходи давай.

      Жарков метнулся, будто ужаленный. Долетел за двадцать минут, ни одного красного не словил. Можно было взять чего-нибудь, не с пустыми же руками, но решил – пусть лучше без всего, так вроде по-настоящему.

      Лиза открыла дверь и махнула. Проходи уже, долго ты, ну в самом деле.

      Он стоял, словно не родной. Разувался медленно, лишь бы не натоптать. Грязевая жижа сочилась на чистый пол. Пахло по-домашнему, и внутри сжималась в кулак последняя надежда.

      – Папа пришёл, – закричала во весь голос Лиза, – мама, смотри.

      Мама не вышла и не посмотрела. Дочка развела руками, а потом кивнула: иди, поговори, учить что ли нужно.

      – Привет, – сказал, и сел за кухонный стол, – как дела?

      Жена говорить не собиралась, но ответила зачем-то, что всё более-менее, и спросила: сам как живёшь?

      Гоша улыбнулся: стараюсь, куда деваться. С вами лучше, конечно, чего уж тут.

      Чай не предложила; он и не хотел. Шинковала капусту, взрывалась на сковороде поджарка, тепло разливалась томатная паста.

      – Пришёл зачем? Лизу не дам, у неё контрольная.

      – Да я это, – не знал, как сказать, – так просто, решил вот.

      – А, – бросила жена, – понятно.

      И лицо своё не показывала. Жарков заглядывал, она сторонилась.

      – Я тут подумал… Может, мы это, попробуем опять?

      Она порезала палец, сунула в рот. Жарков с места не тронулся. Опять не вовремя. Кровь не останавливалась, бледная капуста с красным отпечатком ждала дальнейшей участи на разделочной доске.

      Заглянула Лиза – как бы невзначай, полезла в холодильник за чем-то наверняка вкусным и сладким. Мать рявкнула, что сначала нормальный ужин, а потом всё остальное.

      – Папа с нами будет?

      Ответа не дождались. Сковородка дрыгала, огонь ласкал твёрдое чугунное днище. Ему вдруг так захотелось этих домашних щей с ржаным хлебом…

      – Ты сама-то как считаешь?

      Она никак не считала. Может быть, и думала, но сейчас не хотела. Всё-таки посмотрела, всё-таки разглядел её – прежнюю, родную, свою.

      – Я подала заявление на развод. Обычно месяц дают. Попробую, может, быстрее получится.

      Он встал и вышел. Дочке ничего не сказал, даже не попрощался.

      На светофоре достал таблетки. Тронулся, поехал. Не успел. Пока никого нет рядом, можно быть собой. От себя ничего не скроешь. Себя не спрячешь, притворишься, да и только. Гоша притворился – и оставшийся участок дороги проехал вполне спокойно.

      Все там будем рано или поздно. Лишь бы не забыл про тебя ответственный за смерть, не вынудил на долгую однобокую жизнь.

      На