Хельмова дюжина красавиц. Ведьмаки и колдовки. Карина Демина

отцовской любви. В этой своей манере, которая не то шутка, не то… он бы не побоялся ославить отца на все королевство…

      – И правильно бы сделал. – Евдокия коснулась щеки.

      Щетина.

      И колется, наверное… и до полной луны не сойдет, но и вырасти не вырастет. Лихо пробовал бороду отращивать, так ведь не росла…

      …заговоренная.

      Проклятый.

      – В общем-то следующие несколько месяцев я жил у него. В казарму возвращаться было рано, меня б не допустили. Вовсе намекали, что надо бы в отставку подать… по состоянию здоровья.

      – Ты не подал.

      – Подал бы… Бес не позволил, сказал, что сначала он меня в седло посадит, а потом уж я буду решать: позволяет мне здоровье служить или нет. И посадил. Не только.

      Эти воспоминания – с острым запахом шоколада, до которого Себастьянова квартирная хозяйка весьма охоча. С длинными зимними вечерами в лиловых тонах и прогулками.

      Прогулки Лихо ненавидит.

      Ему страшно. И стыдно за страх.

      Он пытается найти причину, чтобы не выходить из дома, и Бес всякий раз выслушивает, кивает и бросает короткое:

      – Идем.

      Идти приходится.

      По улице, мимо людей, стараясь не пялиться на них, не высматривать среди гуляющих фигуру в сером плаще… тот мертв, но есть же другие…

      …по парку, той самой дорожке, которая…

      …под снегом или дождем, не важно. И Бес рядом, идет, рассказывает очередную свою безумную историю, которая наверняка наполовину выдумана, но Лихо слушает.

      Это отвлекает.

      – Так получилось, что за эти месяцы Бес стал самым близким мне человеком. К концу весны я вернулся на службу… в общем-то дальше у каждого своя жизнь. Но мы все равно виделись часто… я служил… он тоже… про его подвиги часто писали, правда, редко, чтобы правду… от той истории с бандой Соловейчика у него еще шрам остался… а крышевецкие аферисты едва не утопили… его и отравить пытались, и проклинали…

      – А он все живет и живет… пар-р-разит…

      – Это да. – Лихо не удержался от улыбки. – Живет и живет… и пусть живет. Он мой брат, и… и он никогда не хотел причинять мне боль. Специально. У него порой странные методы, но…

      – Ты уехал на границу не только потому, что нужны были деньги?

      – Да.

      Наверное, это правильно, когда кто-то знает про Лихо едва ли не столько же, сколько он сам.

      – Я долго с отцом не разговаривал. Хотя нет, просто не искал встречи, как и он со мной. Вооруженный нейтралитет. Он знал, что Бес рассказал мне о… том предложении. А я знал, что он знает, и… как-то вот неловко было. Чувствовал себя виноватым, хотя вроде и причин не было. Но все равно…

      Он замолчал, прислушиваясь к темноте, которая смотрела на Лихо пустыми глазами призраков. Он чувствовал их, бестелесных, незримых, рожденных пролитой в доме кровью, но пока еще бессильных.

      Пока.

      Еще.

      Луна росла, а с ней росла и сила дома. И призраки, выглядывая из зеркал, подступали ближе…