Хельмова дюжина красавиц. Ведьмаки и колдовки. Карина Демина

и манеры важнее учебы… чтоб держаться умел, отца не опозорил. Он страшно боится позора… и скандалов жуть до чего не любит.

      Лихо провел ладонью по спине, не то ее успокаивая, не то сам успокаиваясь.

      – Он думал, что Бес до конца своих дней будет в поместье сидеть. Нет, смерти не желал, но… чтобы на люди не показывался, не напоминал о своем…

      – Уродстве?

      – Да. А он взял и сбежал. В полицию пошел… князья Вевельские никогда в полиции не служили. Армия – дело другое, армия – она изначально для благородных. А вот мошенников ловить, отребье всякое… отец тогда кричал так, что покраснел весь. Требовал, чтобы контракт разорвали…

      – Не получилось?

      …не получилось.

      И давно все было, а надо же, Лихо все распрекрасно помнит. И отцовский бас, от которого, казалось, стекла дрожали, и сами эти стекла, серые, затянутые рябью дождя, словно рыбьей чешуей облепленные. И старый вяз за ними, на который он, Лихо, пялился, когда становилось вовсе невмоготу…

      Как сейчас.

      Сидел над книгой, читал, а что читал…

      …помнит и сухое лицо очередного гувернера, которые менялись так часто, что Лихо давно уже перестал воспринимать их как людей.

      Функция.

      Из тех, которыми полна тетрадь по арифметике. Функции не даются, и с латынью у него неладно, да и, кажется, со всем, помимо фехтования и верховой езды. Вот лошадей Лихо любит.

      А лошади – его.

      И в тот день он думает лишь о том, что из-за дождя прогулку, скорее всего, отменят… а отец все орал… кажется, на мать.

      – Не отвлекайтесь, – сказала функция-гувернер, стукнув указкой по столу.

      Он бы и рад, но… тоска…

      …а скандал все длится и длится… и когда гувернер все-таки уходит – он исчезает как-то незаметно, растворяясь в огромном и раздражающе пустом доме… Лихо запрещено выходить из классной комнаты. У него есть задание, которое он должен сделать; но арифметика с геометрией в голову упорно не лезут; и он выбирается из-за стола, снимает жесткие ботинки и на цыпочках крадется к двери.

      Подслушивать нехорошо, недостойно князя, но Лихо уже устал пытаться быть достойным, все равно ведь не получится… и любопытно.

      Он обманывает старые скрипучие петли, и дверь отворяется почти беззвучно, выпуская голоса.

      – …это все ты! – Отец уже хрипит.

      Он расхаживает по гостиной с газетой, которую держит в кулаке, и кулаком потрясает. А матушка неподвижна. Отвернулась, будто бы разглядывает цветочную композицию. Лихо не видят.

      – Ты его распустила! Потакала во всем! И что теперь?

      – Ничего стгашного, догогой. – Тон матушки спокоен, но спокойствие это обманчивое, Лихо видит, что она зла, но не способен понять, на кого. – В конце концов, может, Себастьян отыскал свое пгизвание.

      – Ловить шпану по подворотням?!

      – Кто-то должен делать и это.

      – Кто-то пусть и делает! Но мой сын не будет…

      – Твой сын уже это делает. – Матушка позволила