Сиреневый туман. Людмила Андреевна Евсюкова

за шагом, построила небольшую хатенку, и через два года они с дочерью перешли жить в собственное жилье.

      Счастью не было предела:

      – Представляешь, доченька, мы ни от кого теперь не зависим. Это наша собственная хата. Может, не такая красивая, как сделали бы мужики. Зато наша. И соорудили ее мы с тобой вот этими руками.– показывала мать мозолистые, натруженные руки.

      У Лизы от гордости катились слезы: вот какая у нее мама.

      Не каждая женщина осмелилась бы взяться за такой труд после адской работы в колхозе, где и без того работницы костьми ложились ради победы и возвращения к мирной жизни.

      Окна хаты выходили на улицу, не то, что раньше – в огород. Теперь Лиза сидела на печи и видела все, что происходило вокруг: кто куда пошел, какая чудесная весна за стеклами. Видела капель и появление зелени, распускание березовых листочков на дереве у калитки и разноцветье полевых цветов вокруг. И ощущала себя счастливой и причастной ко всему.

      Детсады и ясли не работали. Мама Женя, уходя на работу, отводила дочку к кому-нибудь из соседей, у кого были старшие дети. Свекровь отказывалась оставаться с приемной дочерью сына и невестки:

      – Сама на птичьих правах у дочки нахожусь. Зачем, спрашивается, брали чужое дитя? Нам самим есть нечего, еще лишний рот добавится. Вон у Лешкиной сестры есть ребенок. Лучше б ему отдала какой-никакой кусок, чем чужого …кормишь.

      Дочка свекрови – Пашка- снимала тогда жилье на квартире у Ишковых на Тутовской площади.

      Лиза уже понимала, о чем говорит бабушка и плакала: почему та ее так ненавидит и обзывает матерными словами. Ничего плохого ведь не сделала.

      Женя возмущалась:

      – Мама, вы сами детей растили в лишениях. Как можете ребенка крыть матом и жалеть куска хлеба? Да и не прошу кормить, свою еду оставлю. Вы только присмотрите за девочкой. Меня послали на курсы садоводов-виноградарей. Не брошу же одну?

      – Еще раз повторяю: она мне никто и смотреть за ней не собираюсь. Лучше б Пашкиной Вале принесла гостинчик- хоть своя, кровная. А что касаемо твоих курсов, так плевать на них. Сына нет- ты мне тоже чужая.

      Мама Женя плакала:

      – Что бы делала сейчас, не будь весточек с фронта, если бы не Лизонька. С горя и тоски на тот свет уже отправилась бы. Она и обнимет, и пожалеет, и поддержит.

      – Вот и живите сами по себе, раз вам так хорошо вместе.

      Без приемыша есть, за кем присматривать, – вытолкнула в прихожую невестку с маленькой девочкой золовка. Свекровь выглядывала с ядовитой улыбкой из-за ее плеч:

      – Нет сына и нет разговора с тобой.

      – В общем так, мама, не хотите помогать с ребенком, то вы мне тоже не нужны. Чужие люди и то в беде не бросают, – в сердцах выкрикнула Женя.

      – Пошла вон, голодранка безмужняя! Будешь тут еще права качать. Брата нет- ты для нас – ноль.

      – Какая ж безмужняя голодранка? У меня Алексей