Дочь короля. Вонда Макинтайр

– ниже твоего достоинства.

      – Конечно, сударь, конечно! – воскликнул Шартр. – Я изучаю химию. Это весьма и весьма важная наука. Перед нами открывается возможность узнать, какие законы лежат в основе мироздания.

      – А зачем это нужно, сударь? – осведомился его отец. – Это как-то упрочит положение нашей семьи?

      – Чтобы упрочить положение нашей семьи, – подхватил Шартр, – я женился на мадам Люцифер.

      – Ради всех благ, которые за этим воспоследовали, – заключила мадам.

      Месье, угрожающе покраснев, возвысил голос:

      – У вас и так достаточно обязанностей.

      – И что же это за обязанности, сударь? – Хотя Шартр говорил совершенно спокойно, даже почтительно, взор его незрячего глаза пугающе блуждал по комнате.

      – Угождать королю, – ответил месье.

      Мари-Жозеф облегченно вздохнула, когда, всего за минуту до того, как месье и мадам со свитой встали с мест, чтобы направиться по дворцу в Мраморный двор Версаля, появился Ив. Он галантно поклонился; дамы стайкой сбились вокруг него, с притворной застенчивостью прикрываясь веерами. На фоне придворных – и мужчин и дам – он неизменно выделялся своей простой рясой и красотой. Однако поведать мадам истории о русалках он уже не успел.

      Ив взял руку Мари-Жозеф, положил на сгиб своего локтя, и они присоединились к торжественной процессии. Она гордилась тем, что сопровождает брата, но невольно ощутила укол зависти к мадемуазель д’Арманьяк: та шла между шевалье де Лорреном и Шартром, взяв под руку одного и кокетливо таясь за веером от другого.

      – Что ты налепила на лицо? – прошептал Ив.

      – Это не я, это месье.

      – Моя сестра должна обходиться без таких ухищрений.

      Мягко и осторожно он снял мушку с ее верхней губы.

      – Прости. – Мари-Жозеф старалась говорить как можно тише. – Я не знала, как вежливо отказаться.

      – И платье у тебя…

      Озабоченно нахмурившись, он с усилием потянул кружево, виднеющееся над низким вырезом платья, и дергал за его расшитый край, пока не показался простой муслин рубашки. Она оттолкнула его руку, надеясь, что никто не видел этой сцены, но мадемуазель д’Арманьяк все это время смотрела на них и теперь что-то прошептала на ухо Лоррену.

      – Это платье одобрила сама мадам, а она – воплощение благопристойности!

      О палантине Мари-Жозеф предпочла не упоминать. Он одернула муслин, заправив его за декольте, так чтобы видна была только отделка из шелковых кружев. В свое время Мари-Жозеф очень удивилась, обнаружив, что все рубашки Лотты – из муслина, только оторочка на них кружевная. Мадам была воплощением не только благопристойности, но и бережливости.

      – Ты всегда быстро училась, – съязвил Ив. – Всего несколько месяцев во Франции, каких-нибудь две недели в Версале, и ты уже знаток придворного этикета.

      – Ты забываешь, что я провела не только две недели в Версале, но и целое лето в Сен-Сире, а там принято говорить лишь о короле, религии и моде.

      Ив насмешливо посмотрел на нее:

      – Не сердись, я просто