Дочь короля. Вонда Макинтайр

в девичьем дортуаре, неподвижные и бдительные, и зорко следили за тем, чтобы воспитанницы не перешептывались и спали, как полагается по правилам приличия, на спине, вытянув руки поверх одеяла.

      – Теперь вы знаете, кто такая Нинон де Ланкло, – заключила Лотта. – Она славится остроумием и была любимицей всего Парижа, а ведь она куртизанка.

      – Она совершила смертный грех, – возразила Мари-Жозеф.

      – Что ж, значит, весь двор после смерти попадет в ад!

      – Не весь! Мадам, например, нет…

      – Да, – согласилась Лотта, – бедная мама избежит этой участи.

      – И его величество тоже!

      – Сейчас-то, конечно, он добродетелен, но в молодости был развратник, каких поискать!

      – Боже, как вы смеете говорить в таком тоне о его величестве!

      – А откуда, по-вашему, взялся весь этот мышиный помет?

      Мари-Жозеф попыталась примирить свое убеждение, что дети есть следствие только законного брака, с неоспоримым фактом существования герцога дю Мэна, его братьев и сестер, его сводной сестры.

      – Его величество вправе поступать, как ему заблагорассудится, – сказала Мари-Жозеф.

      А вдруг, подумала Мари-Жозеф, для своего помазанника Господь Бог как-то облагородил ужасный процесс зачатия и деторождения? Тогда было бы понятно, откуда у него взялось столько детей.

      – А Церковь и мадам де Ментенон считают, что нет! Придворные распустили сплетню, что она будто бы заставляет его носить пояс целомудрия!

      Мари-Жозеф смущенно замолчала. Ей, старшей из двух, следовало бы быть более осведомленной. Лотта вполне вольготно чувствовала себя в сфере, о которой Мари-Жозеф даже не подозревала.

      – И я не попаду в ад, а если буду низвергнута в преисподнюю, то, по крайней мере, не за это, – попыталась обрести уверенность Мари-Жозеф. – И вы тоже!

      – Вы так в этом уверены? – лукаво спросила Лотта.

      Но Мари-Жозеф продолжала в том же духе, не желая понять намек Лотты.

      – И мой брат!

      – Ваш прекрасный брат! Ив – священник и навеки потерян для прелестниц, какая жалость! Всех придворных красавиц его глаза просто околдовали.

      – Или… или… – Мари-Жозеф запнулась, словно застигнутая врасплох, – граф Люсьен!

      Лотта удивленно воззрилась на Мари-Жозеф, обнаружив, что их мнения совпадают, а потом, к удивлению уже Мари-Жозеф, она грубовато расхохоталась.

      – Дорогая Мари-Жозеф! – начала она, хихикнув и с трудом переведя дыхание от смеха.

      Мари-Жозеф не имела представления, чему она смеется.

      – Выходит, вы шутите, а я-то все это время думала, что вы говорите серьезно. Я было решила: «Как же так, моя подруга столь учена и одновременно кое в чем столь невежественна…» Но теперь я понимаю, вы просто с самого начала меня разыгрывали. – Лотта вздохнула: – Так что нечего мне и пытаться как-то вырасти в ваших глазах, вы ведь сразу почувствуете, как я пыжусь, и я только утрачу ваше уважение.

      – Такого