Дочь короля. Вонда Макинтайр

сурово промолвила мадам де Ментенон.

      – Для истинного натурфилософа не существует запретных тем! – вмешался герцог Шартрский, одержимый страстью познания, которая вызывала тревогу при дворе и подозрения у низших классов. – Иначе как постичь сущность мироздания?

      – Быть может, для натурфилософа и нет запретных тем, но моих обычных подданных может смутить многое и многое, – поправил молодого человека его величество. – А то и ввести в искушение.

      – Но сущность мироздания…

      – Замолчите сейчас же! – послышался тихий, но твердый голос мадам.

      Мари-Жозеф стало жаль Шартра. При его титулах и богатстве, он не мог удовлетворить свою жажду знания. Он был бы счастливее, если бы, как Мари-Жозеф, не занимал вовсе никакого положения.

      «Счастливее-то счастливее, – подумала Мари-Жозеф, – но лучших научных инструментов и оборудования у него бы точно не было».

      – Со времен Людовика Святого, – провозгласил король, – никто еще не привозил во Францию живую русалку. Не могу не воздать вам хвалу, отец де ла Круа.

      Его величество ловко сменил тему, и возникшее было напряжение спало.

      – Ободрение и поддержка вашего величества гарантировали успех моей экспедиции, – сказал Ив.

      – Я порекомендую вас моему кузену, его святейшеству папе Иннокентию.

      – Благодарю вас, ваше величество.

      – И я буду присутствовать при вскрытии русалки.

      – Я… я…

      Мари-Жозеф мысленно умоляла Ива ответить любезно и почтительно.

      – Интерес, проявленный вашим величеством к моим исследованиям, – высшая честь для меня, – нашелся с ответом Ив.

      Его величество обернулся к графу Люсьену. С минуту они о чем-то посовещались; король кивнул.

      – Завтра. Можете начать вскрытие завтра, после мессы.

      – Завтра, ваше величество? Но возможно ли это, тело уже начало разлагаться…

      – Завтра, – тихо повторил король, будто не слыша Ива. – После мессы.

      Мари-Жозеф хотела выскочить из-за плаща, вместе с братом умолять его величество о снисхождении и убедить его, что нельзя терять времени. Однако, раз нарушив этикет, она не смела больше рисковать своей репутацией. Она не решалась предстать перед королем; она не могла даже обратиться к нему первой, пока он сам не соблаговолит заговорить.

      На шелковой стене шатра низко склонилась в поклоне тень Ива.

      – Прошу прощения у вашего величества за чрезмерную горячность. Благодарю вас, сир. Завтра.

      Тени заколебались, слились было и снова распались попарно.

      – Помню, когда я был молод, как отец де ла Круа, – сказал Людовик, – я тоже видел в темноте.

      Придворные рассмеялись его шутке.

      Когда процессия, возглавляемая королем и мадам де Ментенон, потянулась к выходу из шатра, граф Люсьен опустил плащ и набросил на плечи. Он стоял перед Мари-Жозеф, сжимая и разжимая пальцы.

      Точно из-под земли вырос Лоррен:

      – Можете пока оставить себе мой плащ, мадемуазель