Пути новейшей русской прозы. Учебное пособие. А. В. Татаринов

знаком этой персональной утопии я и рассматриваю «Праздничную гору» молодой Алисы Ганиевой. Она живет в Москве, хорошо знает Дагестан. Кому, как не Ганиевой, уже успевшей познать тайны художественного мастерства и литературной критики, стремиться к созданию русско-кавказского романа – пространства сближения непростых во взаимном общении народов?

      Многоголосие при отсутствии главного героя – суть поэтики «Праздничной горы». Хорошо слышна речь дагестанской «золотой молодежи», уродующей себя грязным сленгом. На переднем крае повествования ее представляет Шамиль – бесцветный искатель легкости, поклонник ночных клубов и необязательного флирта, человек без принципов, верящий лишь в светлое трудоустройство, которое позволит без риска наращивать денежную массу и получать кайф от безответственного существования.

      На другом полюсе раздаются голоса новых сторонников ислама, отрицающих государство и культуру потребления, уверенных, что законы шариата вернут на кавказскую землю жестокую праведность. Громче других Мадина – бывшая невеста Шамиля, обличившая его в нравственной пустоте, вышедшая замуж за «бородатого», «закрывшаяся» в религиозной строгости и успевшая увидеть, как «исламский крестовый поход», разобравшись с очевидными противниками, перестает отличать правых от виноватых.

      Не менее значимы разнообразные голоса простецов, интеллигентов, несчастных и счастливых влюбленных. Здесь особенно интересен образ дагестанского преподавателя Махмуда Тагировича, не умеющего ни взятку потребовать, ни бизнес организовать. Презираемый ближними неудачник, он десятилетия «копошится» с бесконечным романом, призванным «прославить Родину», но беспомощно распухающим под давлением семейных хроник и бытовых историй.

      Организующее событие в романе А. Ганиевой – внезапное появление Вала, которым Россия отделила себя от Кавказа и спровоцировала региональную исламскую революцию. Кто распорядился, какое черное сознание стояло за этим решением – отсутствующий вопрос, остающийся за кадром «Праздничной горы». На свадьбе у Хаммагомедовых была похищена вся республиканская верхушка, и управляемый хаос понесся по городам и селам. Как в страшном сне: убитые полицейские и чиновники, разоренные музеи, взорванные памятники и закрытые школы, люди с оружием и цитатами из Корана на устах.

      «Сумрачным деспотизмом веяло от мечетей», – читаем в романе, но этим дух ислама, в том числе и воинствующего, не ограничивается. Когда-то шейх Усман был сварщиком и шапки продавал, так ведь этот факт биографии не способен ограничить его влияние. Персонажи романа пытаются уйти от ответа на вопрос о причинах силы «единого исламского фронта» и «шариатского суда». «Фронт» и «суд» настойчиво сообщают и спрашивают: мы дадим идею, которую не нужно специально придумывать, героя, который обеспечит возвращение сумрачного лика древней веры; а что дадите вы, кроме бегства за деньгами, реализации в страстях и тягостной, дурно работающей государственной машины?

      Формой