Пути новейшей русской прозы. Учебное пособие. А. В. Татаринов

желающей мелкой власти, не завладеть его сердцем. Он давно стал уважаемым человеком. Надо послать в непечатную даль хамовитую собачницу, – не проблема. Про шпагат, столь значимый для построения единого сюжета книги, мы уже вспоминали. Слишком часто по ходу текста отмечается праздник самого себя.

      Современный русский реализм в автобиографическом порыве напоминает объемное зеркало. В него смотрится отечественный писатель, спешащий поведать о подробностях своей жизни. Такова ситуация в книгах С. Шаргунова, А. Аствацатурова, Р. Сенчина, Д. Черного. Автор сливается в креативном акте с персонажем. Они предстают единой личностью, у них общее имя. Много обидных для творца подробностей – ничего не скрывается. Искренность бьет ключом, но при этом исповедальность, достигающая порою границ самобичевания, часто напоминает хвастовство. Слишком очевидна любовь к себе, страстно желающему сохраниться через художественный текст, напоминающий дневник. «Реализм – это я», – слышится в русских книгах наших дней.

      У мастеров словесности рубановского поколения – напряженная мысль о своем: семейном и профессиональном, сексуальном и социальном. Сильна она и у маститого Э. Лимонова. Но здесь пафос все же иной: начиная с себя, Лимонов ищет идею, чтобы запечатать образ динамичной реальности, обреченной исчезнуть, в героическом архетипе, способном поставить проблему автобиографии на другой уровень. Таким архетипом оказывается Фауст. Это более солидная форма себялюбия: не утратить сюжета собственной судьбы и прославить ее в образе иного масштаба.

      Иисус и Будда служили идее, – напоминает нам одна из страниц «Стыдных историй». Герой этой книги никому и ничему не служит. Он служит себе, по мере сил постоянному, удачно плывущему в потоке изменчивой действительности. Жизнь податлива. Жизнь компромиссна. Жизнь безыдейна. Образ Я скрепляет ее структуру, временами аморфную. В последнем рассказе сборника воробей Яша, ускользающий от дворовых врагов и взмывающий в небо, – все тот же автор, завершающий текст абсолютно ожидаемой фразой: «Поживем еще». Если современный русский реализм будет летать и над чужими гнездами, он достигнет более ощутимых успехов. Таланта, например, Андрею Рубанову, точно хватит.

      Роман Дмитрия Черного «Верность и ревность»

      Митина любовь

      Новая книга Дмитрия Черного заинтересовала меня по трем причинам. Надо узнать, как выглядит в литературной практике, в правде состоявшегося текста очередной русский реализм – на этот раз радикальный. Также нельзя пропустить современное произведение, пожирающее своими искусственными глазами отношения мужчины и женщины – любовь, наверное. Наконец, в этом «рассказе в романах» (точно!) герой-рассказчик, стремящийся отождествиться с Дмитрием Черным, приезжает в мой Краснодар, чтобы схватить «юницу местного племени» и отправиться с ней на море для закономерно удачного соединения. В «расхристанном южном городе» книгу Черного найти не удалось,