.

характеризуют прежде всего ситуативные выражения. В этих выражениях индивидуальные, привязанные к конкретной ситуации значения слов доминируют над общезначимыми и интерсубъективными: содержание высказывания ставится в зависимость от некоторой ситуации, оно выражает собой «погруженность в ситуацию», часто характеризуется связью с воспоминаниями, непонятными непосвященным [Касавин 2003:28]. Повседневный язык избегает называть вещи своими именами, оставляя это научному языку. Он ищет и меняет друг на друга все новые иные смыслы, упрощающие нам жизнь и расширяющие пространство языка.

      Вместе с тем описание обыденного языка и есть описание реального мировоззрения. Именно на этом настаивал «поздний» Л. Виттгенштейн, для которого описание обыденного языка являлось описанием реального человека и реального мировоззрения. Он полагал, что мы видим мир и интерпретируем факты сквозь призму языка, что язык учит нас видеть вещи определенным способом, который усваивается и затем «непроизвольно» употребляется в различных ситуациях. Отвергая все попытки формализации, Л. Виттгенштейн считал, что создание идеального языка (например, эсперанто или метаязыка Карнапа) убьет исконный обыденный язык [Виттгенштейн 1994: 103]. Б. Рассел, для которого было невозможно «простое описание» и невозможен язык без фактов, не разделял подобных взглядов [Рассел 2008]. Для него обыденный язык являлся необходимым только в некоторых случаях, например в поэзии, в целом же он видел в нем форму выражения донаучного мышления. В этом смысле Б. Рассел был одним из самых последовательных противников позднего Л. Виттгенштейна. Д. Мур использовал фразы обыденного языка в качестве примеров для демонстрации процедуры анализа, хотя и отводил обыденному языку подсобную роль, никогда не делая его самостоятельным предметом философского анализа [Мур 1993]. В этой связи Л. Виттгенштейн отмечал, что Д. Мур совершенно глух к пониманию подлинной природы языка.

      Попытку облечь в теоретическую форму идею отсутствия разделения «обыденного» и «логического» знания предпринял Г. Райл, полагающий, что обыденный язык не является «сущностью» в классическом смысле этого слова. Структура, состав, правила и установления обыденного языка изменчивы. Они зависят от диспозиций и речевых актов, используемых в определенный момент исторического времени в определенной культуре. Автор показывает, что некоторые действия, отражающие качества разума, не являются интеллектуальными действиями или их следствиями (в полном соответствии с прагматическим подходом в философии). Представители прагматического подхода также полагают, что «быть разумным» – это не просто иметь некоторые качества, но еще и уметь применять их в (языковой) практике. Поскольку «разумное» обретается в языковой практике, Г. Райл предлагает назвать его «знанием – как» (knowing how). Интеллект коллекционирует информацию, преобразуя ее в форму идей, которые присущи тому, что мы знаем, или «знанию– что» (knowing what). Главный тезис Г. Райла заключается в том, что «разумное» не может быть определено в терминах «интеллектуального», а «знание – как» – в терминах «знание – что».

      «Разумные»