В ожидании наследства. Страница из жизни Кости Бережкова. Николай Лейкин

кстати. Присоедините свою просьбу к нашим просьбам и умолите фею, чтобы она нас не покидала. Мадемуазель Люлина хочет ехать в провинцию.

      – В провинцию? Что за вздор! Только что мы открыли на горизонте звезду первой величины, и эта звезда хочет исчезать? Не пустим, не пустим. Ляжем на рельсы железной дороги и загородим путь. Господа! За здоровье звезды первой величины!

      – Ура! – заорал Караулов.

      – Нет, нет, мы вас не выпустим, покуда не отпразднуем вашего бенефиса, – продолжал интендантский чиновник, чокаясь с Надеждой Ларионовной. – В бенефис ваш мы должны вас оценить по достоинству, воздать должное должному и тогда с Богом… Как ехать, когда я уже подписку на подарок начал!.. Не пустим, не пустим…

      – Я остаюсь, – прошептала Надежда Ларионовна.

      Караулов и Костя бросились целовать у ней руки.

      Пир длился долго. «Увеселительный зал» был уже заперт для публики, а в кабинете все еще пировали. Когда расходились по домам, Надежда Ларионовна шепнула Косте:

      – Вы паинька сегодня. Сегодня я вам позволю проводить меня домой.

      Костя был на верху блаженства.

      Глава XXIII

      Только утром, часу в шестом, явился Костя домой. Хмель еще не вышел у него из головы. В голове у него шумело, в глазах мелькали какие-то огненные языки. Подъезжая к дому на извозчике, он взглянул в окна своей квартиры. Все окна были освещены. Костя вздрогнул. Как электрическая искра пробежала у него по всему телу.

      «Господи! Уж не умер ли старик?» – мелькнуло у него в голове.

      Он быстро выскочил из саней, сунул извозчику деньги и, спотыкаясь, ринулся в калитку ворот. В калитке стоял караульный дворник в тулупе.

      – С дяденькой Евграфом Митричем очень худо, Константин Павлыч, – отрапортовал он. – Час назад еще причащали и исповедовали. Сейчас только священник ушел.

      – Жив еще? – торопливо спросил Костя.

      – Живы-то живы, но уж, кажется, совсем… кончаются.

      Костя поспешно побежал по черной лестнице. Тронув дверь квартиры, он увидел, что она не заперта, и вскочил в кухню. В кухне кухарка ставила самовар. На столе в большой бадье лежал нарубленный кусками лед. Около бадьи стояла дочь Настасьи Ильинишны Таиса и накладывала мелкие куски льда в гуттаперчевый пузырь. Кухарка и Таиса молча укоризненно посмотрели на Костю. Тот, стараясь избежать их взглядов и тоже молча, проскользнул в комнаты.

      Здесь он увидел, что весь дом был на ногах. Приказчики бродили на цыпочках и шушукались. Костя даже совестился взглянуть им в глаза. Он пробрался к себе в комнату, дабы снять с себя шубу. Там его встретил старший приказчик, живший с ним в одной комнате.

      – Попарились в баньке-то? – язвительно спросил он Костю.

      – Не твое дело, – огрызнулся Костя.

      – Это точно, что не мое. А только подите-ка, полюбуйтесь, что вы сделали с дяденькой-то! Кончаются. А всему вы причиной… Где бы старика ублажать и успокаивать, вы вон до шестого часа утра в банях паритесь.

      – Оставьте, вам говорят! Ну что пристали! Не сидеть же мне над ним и день и ночь сиднем. Ведь я не сиделка. Я человек молодой, человек