В ожидании наследства. Страница из жизни Кости Бережкова. Николай Лейкин

не шлялся, а по делам ездил, – вспыхнул Костя. – Какое такое вы имеете право такие слова?..

      – Ах, оставьте, пожалуйста… Знаю я ваши дела!

      – Ну, довольно! Достаточно… Не позволю я над собой командовать! Вишь, какая командирша выискалась! Не тебе ли еще отчет о торговых делах отдавать!

      – Да что вы кричите-то! Старик еле дышит, а вы кричите. Кажется, нужно и пожалеть.

      – Что с ним такое случилось? – обратился Костя к кухарке и к старухе Ферапонтовне. – Я пошел утром в лавку, так ему было совсем хорошо.

      – Утром было хорошо, а после обеда вдруг подступило вот к этому месту, – отвечала кухарка. – Потемнел весь из лица, глаза подкатил, показывает на грудь. Чуть не задушило. Уж мы и так, и эдак… Да ведь женщины, ничего не знаем. Не знаем даже, где доктора живут, которые его лечат. Побежали уж так за каким-то, за чужим доктором – вот тут по соседству живет, – притащили его, и вот он припарками разными да компрессами… Долго тут он у нас возился и кой-как помог ему, чтобы отлегло.

      Костя снял с себя пальто и передал его кухарке.

      – А вы тут что стучите? – спросил он Настасью Ильинишну.

      – Льняное семя толку, хочу льняное молоко сделать и Евграфа Митрича попоить.

      – Доктор велел, что ли?

      – Что доктора! Доктора ничего не понимают. Они вон лечат-лечат его и все вылечить не могут. Мелочной лавочник посоветовал. «У моей, – говорит, – у старухи точно так же подступало вот к этому месту, так я ее льняным молоком – и в лучшем виде отлегло».

      – Смотрите, не напортите, чем ни попадя пичкавши-то… Уж вы рады…

      Костя вошел в комнаты. Подойдя в гостиной к зеркалу, он поправил волосы, сделал солидное, деловое лицо и направился в спальную старика. В спальной пахло уксусом, лекарствами. Евграф Дмитриевич сидел в кресле с закутанными ногами и с головой, обвязанной полотенцем.

      – Что с вами, дяденька? Господи боже мой! Утром все так было хорошо и вдруг… – начал Костя.

      – Где это тебя нелегкая носит? – слабым голосом проговорил старик. – Ты совсем в лавке не сидишь… Я тут чуть не умер. Посылаю за тобой в лавку, и тебя нет. Ждут, ждут – все нет.

      – Да ведь по делам, дяденька… Сегодня по казенным поставкам, в казенные места… Сами знаете…

      – Ну, что ты врешь! У нас всего только и есть две казенные поставки по жестяной части, а ты ведь целый день… Ну, где ты пропадал до сих пор? Теперь уж семь часов вечера, а в казенных местах и присутствие-то только до четырех…

      – Кое с кем в трактир зашел. Знаете, крапивное семя… Без угощения ни на шаг.

      – Опять в трактир?

      – Да ведь пристают, дяденька. «Угости да угости». С ножом к горлу пристают. А насчет меня самого – вы, дяденька, не сомневайтесь. Сами видите, что я свеж, как голубица, и совсем в порядке. Вот вы сегодня денег-то мне дали – десятки уж и нет.

      – Не понимаю, какое тут угощение, коли поставка уж принята.

      – Старшие приняли, а мелочь разная обижается и хает товар. «Нас, – говорят, – не потчевали, подождем следующей приемки, да и нагадим». Так прямо