Неживая вода. Елена Ершова

лекарств, как пахло в приютском медицинском блоке, или сушеных трав, как пахло в избе у бабки. Но его ожидания не оправдались. В доме пахло теплом, душистым чаем и свежей сдобой. Наконец, избавившись от обуви и верхней одежды, Игнат прошел дальше, в гостиную, где на круглом столике была аккуратно расстелена кружевная салфетка. Там же стояли две чашки, плетеная корзинка с конфетами и уже знакомый Игнату поднос с яблочным пирогом.

      Он скромно присел на краешек дивана, оглядывая аккуратную комнатку с минимумом мебели, но оттого еще более светлую и чистую. В углу тихонько тикали ходики, резной маятник, изображающий солнечный диск, мерно покачивался из стороны в сторону. На краю дивана лежала толстая книга, на обложке которой Игнат прочел название «Клиническая фармакология». Рядом с нею лежали пяльцы, меж которыми была натянута канва с еще незаконченной работой. Не решаясь взять ее в руки, Игнат вытянул шею, разглядывая вышивку. И сердце в одночасье рухнуло вниз.

      Голубыми и черными нитками по белому была вышита сидящая на одиноком побеге птица с человеческой головой. Перья и волосы будто растрепал налетевший порыв ветра. Глаза волшебной птицы были серьезны и черны.

      «Вьет она гнездо за семью морями, на острове Буяне, на хрустальной горе, и по левое крыло бьет мертвой воды ключ, а по правое – воды живой…»

      – Нравится?

      Игнат вздрогнул, поднял встревоженные глаза на вошедшую Марьяну. Она успела переодеться в флисовый домашний костюм с аппликацией смешного плюшевого медведя на сорочке.

      – Кто это? – спросил Игнат, снова переводя на вышивку завороженный взгляд.

      – Репродукция с картины, – девушка поставила принесенный чайник на деревянную подставку. – Вышиваю вот на досуге… Нравится?

      – Нравится, – честно ответил Игнат. – Искусница же Вы, Марьяна.

      Та усмехнулась.

      – Да уж можешь мне не «выкать», не намного тебя старше-то. Двадцать мне.

      – И уже лекарница? – не поверил Игнат.

      Он немного отодвинулся, словно боялся, что вышитая птица оживет и утянет его с собой в неизведанное и темное небытие.

      – Фельдшер я. Сюда по распределению направлена.

      Марьяна разлила по кружкам золотистую заварку, выложила на блюдца по куску пирога.

      – Сама-то я не здешняя, – пояснила она. – Из Новой Плиски. Слыхал?

      – Не, – Игнат качнул головой. Подхватил заваливающийся с блюдца кусочек. Край ложечки с хрустом проломил упругий глазированный бок пирога.

      – Да я и сам приехал недавно, – сказал он. – Бабушка Стеша меня на учебу в интернат направила. Говорит, хоть какое образование получу, да профессию. А здесь – какое образование?

      Он вздохнул, глядя, как изящные пальцы Марьяны помешивают посеребренной ложечкой чай, потом просил:

      – И надолго ты к нам врачом-то?

      – Вот уж не думаю, – усмехнулась девушка.

      Она отхлебнула чая, смахнула упавшие на лоб темные волосы. Игнат вдруг поймал себя на мысли, что в открытую любуется