Обрывок реки. Геннадий Гор

смехом, похожим на молоко, они смеются молоком и щеками.

      Я вижу Катерину Оседлову – энергичную женщину, главного мастера коровьего и птичьего цеха, управляющую всем ходящим на четырех ногах (за исключением лошадей!), всем летающим и всем плавающим.

      – Одним словом, командарм армии, всего морского и всего воздушного флота, – приветствую я ее.

      Она смеется, но кажется, что смеются у нее одни руки, веселые руки, умеющие смеяться и работать.

      – Вот теперь ваш колхоз, – говорю я ей, – как колхоз. Уже не мужской монастырь. И мужчины, и женщины, и поля, и птицы – колхоз всем колхозам.

      – Теперь комплименты не в моде, – смеется она и продолжает деловым тоном: – А колхоз наш еще не колхоз, а недалеко ушел от хозяйства единоличника. Еще много нам нужно сделать, чтобы превратить его в настоящий колхоз.

      И вдруг она хохочет, смеется уже не руками, а лицом, хохочет всем телом.

      – Что это на вас, – едва говорит она, – бегите, вымойтесь. Бегите, бегите. – И на момент, короткий, как хвост коровы, я вспоминаю о своем лице.

      – Пустяки, – сказал я и вытер лицо ее фартуком, пахнущим молоком.

      – Вы лучше скажите, чем ваш колхоз еще не колхоз. А по-моему, он колхоз на все сто процентов.

      – И все-таки вы плохо вытерли, – сказала она, – не вытерли, а только размазали. Идите умойтесь.

      – Потом, потом, – нетерпеливо крикнул я, – скажите сначала, какие недостатки, покажите, в чем он еще не колхоз.

      – Сначала умойтесь, – сказала она мне, как ребенку, – потом покажу.

      – Нет, – не соглашался я, как ребенок, – сначала покажите, потом умоюсь.

      – В таком случае, – сказала она, – я вас сама вымою, – и, взяв меня за руку, как маленького мальчика, повела в умывальную.

      – Теперь покажете? – спросил я.

      – Нечего показывать, – сказала она. – Нечего и некогда. Пойдете в поле, увидите сами. А если не увидите, наденьте очки. А потом возвращайтесь сюда и здесь посмотрите хорошенько, и здесь увидите.

      – Ничего не вижу, – сказал я.

      – Идите, идите. Увидите.

      И я пошел. Я иду. По дороге встречаю кулака Луку. И некоторое время мы идем с ним вместе.

      – А вы знаете, что такое Япония? – спрашивает кулак.

      – Нет, не был, – говорю я, – не знаю.

      – А я знаю, – говорит кулак.

      – Что такое Япония? – спрашиваю я.

      – Япония – это страна, – говорит кулак.

      Молчание.

      – А я, брат, на японской войне был, – говорит мне кулак, – японцев видел. Они все одинаковые. Рост одинаковый, лицо одинаковое, костюм одинаковый.

      – Неужели одинаковый? – спрашиваю я.

      – Одинаковый, – говорит кулак.

      Молчание.

      – Вот бы из них колхоз-то организовать, – говорит кулак, – хорошее бы дело. А то что это за колхозники. Один высокий, другой низенький, один черный, другой рыжий, один красивый, другой некрасивый. У одного две коровы да три коня, у другого ни коровы, ни коня, ни кола, ни курицы. У одного руки, этими руками только и пахать, у других – ни рук, ни ног, ни