Седая оловянная печаль. Зловещие латунные тени. Ночи кровавого железа. Глен Кук

приятеля из кровати и вынул из него топор:

      – Извини. Мы им еще отомстим.

      Топор я укрепил над дверью в спальню. Теперь уж не обессудьте, мысленно обратился я к своим врагам, встреча будет не очень гостеприимной. Только потом я прилег вздремнуть часок.

      К завтраку я явился первым. Кухарка хлопотала вовсю.

      – Помочь?

      – Работы хватит на десятерых. Не знаю, чего ты добиваешься, парень, чего подлизываешься, но не сомневайся, я этим воспользуюсь. Загляни в печь – как там булочки.

      Я повиновался:

      – Через несколько минут можно вынимать.

      – Ты смыслишь что-нибудь в выпечке?

      Я объяснил ей заведенный у меня порядок. Черной работой и готовкой занимается Дин. Но он научил и меня. Дин – хороший повар, и я тоже сносно готовлю, когда приходится. Например, когда отпускаю Дина, чтобы принять кое-кого без свидетелей.

      – Не знаю, врешь ты или нет. Врешь, наверное. Я никогда не встречала мужика, умеющего готовить.

      Я не стал говорить ей, что, по мнению Дина, стоящие повара только мужчины.

      – Свести бы вас вместе. Интересно, что получится?

      – Угу. Пора, вынимай булочки и тащи сюда горшок с маслом.

      Я понюхал масло:

      – Свежее.

      – Снэйк только что принес.

      – Он будет завтракать с нами?

      Она засмеялась:

      – Только не Снэйк. Он ни с кем не разговаривает. Просто берет продукты и уходит. Не очень-то он общительный, наш Снэйк.

      – А что с ним такое?

      – С головой не в порядке – после Кантарда. Он пробыл там двадцать лет и не получил ни царапины. Снаружи. – Она покачала головой и принялась накладывать на деревянную доску колбасу и бекон. – Печальная история. Я знала его мальчуганом. Славный был парнишка. Чересчур нежный и чувствительный для морской пехоты. Но он считал, что должен попробовать. И вот теперь он совсем старик и мозги набекрень. Он здорово рисовал, этот парень. Мог бы стать великим художником. У него глаз был волшебный. Все видел насквозь и рисовал, что видел. Что сверху лежит, каждый дурак нарисует, подумаешь, хитрость. Но чтоб видеть правду, нужен особый талант. Парень видел ее. Ты что, вознамерился торчать здесь и чесать языком до самого ланча или все-таки собираешься поесть?

      Я занялся посудой и не стал говорить кухарке, что она мне и словечка не дала вставить.

      Она не унималась:

      – Я говорила старику – он тогда как раз был произведен в генералы: стыд и срам держать в армии такого парня. Повторила еще раз, когда он вернулся. А генерал мне сказал: «Твоя правда, кухарка, грех это, он много чего мог бы сделать для людей. Но не запретишь же ему». А Снэйк, упрямый осел, вообразил, что его долг – идти с хозяином на войну.

      В кухне постепенно собирался народ. Я заметил два новых лица – Тайлера и Уэйна. Похоже, ночка у них выдалась бурная. Все брали свои приборы и шли в столовую.

      – Тайлер и Уэйн? – спросил я кухарку.

      – Как ты догадался?

      – Так и догадался. Есть еще кто-нибудь, кого я не видел?

      – Кому еще здесь