Быт Бога. Евгений Владимирович Кузнецов

время, умудряющее…

      Не бывает никакого "такого времени"!.. Есть всегда одно время, одно – в котором живу я, в котором живу я!

      Маня раньше ложку салфеткой протирал и всё про гарнир – сегодня же молчал, а протирая, покраснел… И ел как-то умело.

      И будто на всю столовую говорилось сейчас: ведь я – пусть и сам лишь для себя – Маню зову Маней: его, Статова Михаила Михайловича, старшего лейтенанта, зову Маней! Так – по мне – вернее, правдивее. А Березину зову Томная. В себе-то. Свищёва, правда, Свищёвым… Но уж вон того тактичного Милонова – Выхоленком… А у кого-то, вон у того, даже и фамилии не знаю: для меня он то Ляпин, то Авосюшкин… Имена и названия новые почти всему и всем тут подобрал. И не только тут…

      Маня – там, где он ел, – убежал, не доев… Все – там, где были все вокруг, – силились на меня не смотреть…

      Поодиночиться чтобы, я надумал повестку, что ли, на завтра одному "человеку" домой отнести.

      И, одевшись, не на мартовский снег и ветер вышел, а именно – после начала Крена вышел…

      По твёрдой Планете пошёл ощутимо.

      И то, что сейчас случится, интересно уж мне теперь было до волнения…

      Прохожий так называемый – он там, где он по своему, по его делу, как он думает себе, идёт… Во-он! Далеко он ещё… "Прохожий"! Слово-то какое… И вот, шагов за пятьдесят, уж, вижу, чуть глянул он вперед, будто бы просто так, сам того даже не заметив, а всё-таки – на меня, на меня… Мол, кто там, впереди-то, кто?.. И идёт себе опять и идёт, словно и не глядел только что и словно не предстоит сейчас ему сблизиться со мною… Но шага за три до меня – подымет глаза! Подымет, небось… Подымет сейчас…

      Какое всё ж таки строгое приказание – сегодня впервые ощутил – слышат и мои верхние веки!..

      Вот он и поднял.

      А как же иначе!.. Он ведь всего-навсего считает, что вышел по какому-то там делу. А оказывается, он – как и все – для того лишь и выходят на улицу, для того лишь и ходят по Городу, чтобы – посмотреть, посмотреть на меня, на мои глаза!..

      Целовались вот на остановке девушка и парень ртами, а когда разомкнулись – таки поглядели в сторону-то, на меня-то!..

      О, как мне всё ведомо…

      Самое больное это нынче моё больное!.. Только тут, на улице я, признаюсь и признаюсь, и посмел подумать так.

      Посмотреть друг другу в глаза означает целый поступок совершить.

      Будто бы просто мельком брызнул вот этот на меня своим взглядом: чего уж, мол, там – все мы одной разрешимости. Сам же он, лукавя от всех и от себя, сказал мне, да, сказал: вот – я, я – вот, видишь ли меня? – в жизни, как, вероятно, и ты, и я попал сюда, в жизнь, для одного – побывать, побывать, и что это значит – не знаю, и я занят только одним – перебываю, перебываю жизнь, и для спокойствия – как большинство, но верно ли перебываю – не знаю; так вот хотя бы сверюсь, глянув тебе в глаза, по тебе: а ты – для того-то лишь ты мне и нужен! – как, ну, а ты, как ты?!..

      Мало того: я, прохожий случайный, хоть и не знаю, почему и зачем живу, я ещё и из своего мирка посягаю на тебя – призываю жить по-моему!..

      И миг единично-ценный у меня отымают.

      Такой-то он, Прохожий,