Быт Бога. Евгений Владимирович Кузнецов

должен! – я сей же миг, несмотря ни на что и во что бы то ни стало, дерзко… подпрыгнуть!.. Потому что – смотрят.

      И я – поскольку все сейчас на меня смотрели – понял всё, всё.

      Понял всё.

      Сглотнулось слышно и видно для всех…

      Ощутил, главное, что здесь, в этом Здании, там, наверху, на втором этаже, за дверью одной – мои пальто и шляпа… И – что больше ничего моего в этом строении нету…

      Услышал я, как тут кто-то что-то сказал, спросил, ответил – и услышал я такое. В какое-то время, такого-то числа, в такой-то даже день недели, в таком-то часу кто-то где-то был и – и он же там же в то же время не был…

      Ваня, глазами не понимая, почему я этого, о чём сказали, не понимаю, медленно поднял свои, его, плечи и не стал их опускать.

      Я – видя, что все, кто тут, видят, что у меня в моей жизни сейчас ничто иное как позор, – сказал то, что я знаю об этом, который сейчас у меня в жизни, позоре:

      –– Он был у меня.

      Ваня, подтверждая мои слова, дёрнул было ещё выше поднятыми плечами.

      Услышал опять я, мол, что-то может быть, и не так.

      Ваня покрутил головой – не то чтобы от несогласия, а просто от незнания, как и что тут, в этом доме, надо делать. И, всё не опуская, на всякий случай, своих плеч, сунул мне комочек бумажный.

      Шуйцев выстроился, красный, чтоб скорей отнять… Но я исподлобья на его пуговицу на его кителе глянул – он и руку не посмел протянуть.

      Комочек развернул я – повестка… Прочитал – и будто меня сейчас, связанного, раздевают, щупают, лапают, и даже тело моё предательски отвечает на это щупанье…

      Заметил тут я, что все в кабинете – а все так и смотрели на меня – сейчас вдруг явно начали узнавать обо мне что-то новое!.. И не сразу я понял, почему и что это новое: в горле моём запершило, щекам стало щекотно, и как бы таять – скорей, скорей на холод! – стали мои глаза…

      Ново и для меня это было настолько, что я забылся: кинулся прочь, прочь!..

      Часть вторая

      Прибежал – бежал или… быстро бежал, или… ещё как: не видимо даже для себя, для меня, – в Комнату… Вот – Комната, вот я – в Комнате уже, в "общаге" – и ничуть не задохнулся, вернее – некогда, значит, дышать и дышать было!.. Рывком будто только что я вырвался, вытискался из туго тесного троллейбуса – невольно и резко, резко и невольно.

      От кабинета полного до Комнаты пустой – вроде бы бегом, как всегда кажется в темноте…

      Комната – напугала Комната, напугала тут же – своей доступностью, почему-то – ее доступностью…

      Резко развернулся. И даже поёжился; как бы кто сзади не задержал…

      Я и не стоял, я только останавливался.

      Рывком я из Комнаты!

      И свет вроде не включал.

      Нужна, оказалось, и Комната эта – чтоб в неё прибежать, чтоб из неё убежать!..

      На улице – испугался улицы, теперь уж улицы: бежать бы – просто бежать, а тут надо – куда-то, куда-то… Находчиво, походя, осознал, что в Городе – магазины, вокзал, и можно запросто зайти и посмотреть… цены, что ли, расписания…

      Теснота пребывания, теснота пребывания…

      И уже шёл…

      И уже давно, оказалось, шёл…

      И